Растерянный и обескураженный, Клио старается вывернуться из затруднительного положения. И в конце концов, как ему кажется, находит одну хитрость. "Те самые различия в отсчетах расстояний и времени, которые так разволновали публику на трибунах, - вот, - думает робот-механик, - признак вращения карусели". Ведь, как говорилось выше, это релятивистские эффекты, и вызваны они именно движением стадиона. Так ведь?
Объяснение кажется Клио убедительным и утешительным, потому что неучи-болельщики продолжают кричать и возмущаться (доносятся возгласы "Долой жуликов!", "Судьи подыгрывают землянам!"). Значит, и сейчас, во время новых забегов на стадионе, релятивистские эффекты налицо и, следовательно, стадион движется, карусель вращается. Чем не доказательство?!*
* (Надо, пожалуй, еще раз извиниться перед читателями за пренебрежение силами инерции Кориолиса.)
Клио доволен. Он восхищен своей сообразительностью. И успокоен, уверен, что в наплывшей темноте с каруселью ничего не произошло. В пылу самодовольства он забывает, что допустил непозволительную вольность - кощунственно пренебрег эйнштейновским принципом эквивалентности инерции и тяготения.
Не мудрено, что хвастливое ликование длится недолго.
Облако космической пыли исчезает, снова зажигаются звезды - и Клио, к своему ужасу, видит: они неподвижны! Карусель остановилась. И под стадионом торчит, как он и боялся, неведомо откуда взявшаяся злосчастная планетка, маленькая, да удаленькая - сверхплотная и создавшая поэтому достаточное тяготение на стадионе. И, следовательно, именно это "настоящее" тяготение вызвало на стадионе замедление времени и уменьшение расстояний. Так же, как раньше эти эффекты вызывало вращение карусели.
Как видите, принцип эквивалентности опять оказался справедливым - в масштабах стадиона поле сил инерции, вплоть до тончайших своих особенностей, повторено гравитационным полем. Не сумел хитрый Клио обойти Эйнштейна. Не сумел отличить вращение от покоя в условиях тяжести.
А все потому, что сей эпизодический персонаж, во-первых, остался личностью, склонной к нечестным манипуляциям, а, во-вторых, знает теорию относительности только до того места этой книжки, в котором он очередной раз появляется.