Три звезды Лайоша Яноши

Перед поездкой в Венгрию друзья предупреждали меня: не увлекайся кофе! Венгерский кофе так крепок, что после маленькой чашечки хочется рубиться на саблях.

Увы, даже две чашки в привокзальном буфете Будапешта не повысили мое настроение.

Спутники по вагону разошлись, а я еще долго стояла на гудящем от ветра и неприютном в вечерних сумерках перроне в чужом городе, в чужой стране - и никто не спешил мне навстречу.

Где-то что-то не сработало. И тот, кому было поручено меня встретить, не пришел.

Оставался выход, который я считала запасным.

За какой-нибудь час до отъезда из Москвы знакомый дал мне телефон будапештского друга:

- Позвоните, если будет время... Петер Варга отлично знает венгерское искусство, любит картины. Милый, теплый человек. Кстати, он неплохо говорит по-русски.

Случайный разговор... Однако теперь Варга - единственная моя опора в чужом городе, единственный человек, который может мне сейчас помочь!

Петер Варга оказался не только милым человеком. Крупный физик, сотрудник головного института физики Венгерской Академии наук, он помог мне осуществить цель моей командировки, познакомил с венгерской наукой, венгерскими учеными. И прежде всего со своим учителем, замечательным ученым, академиком Яноши.

Окажись журналист, интересующийся наукой, в Англии, он будет мечтать о встрече с Полем Дираком. Во Франции - с Луи де Бройлем. В Японии - с Хидэки Юкавой. В каждой стране есть свой кумир.

В Венгрии это Лайош Яноши.

Разумеется, это не означает, что другие ученые хуже.

В Венгрии много талантливых ученых. И Яноши выделяется не тем, что он самый главный, и не тем, что ученикам случалось видеть его в двух галстуках и непарных ботинках. Это бывало со многими... но не каждый мог создать собственную трактовку теории относительности и внести заметный и совершенно оригинальный вклад в каждую из проблем, которой ему пришлось заниматься.

Яноши родился в 1912 году. Его детство совпало с первой мировой войной. Военная сумятица, победоносные речи, культ военщины... Кто знает, как сложилась бы его судьба, родись он в семье военного. Но Лайош родился в семье ученого, а ученые в то время были оглушены событиями, происходящими не по вине враждующих армий. Если бомбы и снаряды сметали с лица Земли жилища и заводы, деревни и города, то статьи в научных журналах рушили мир, созданный наукой, трудами и воображением исследователей, мир, на протяжении веков считавшийся устойчивым и непоколебимым. Под грохот первой мировой войны неслышно и незаметно для миллионов людей рушился ньютонов мир! И повинен в этом был единственный человек, робкий, застенчивый, еще очень молодой Альберт Эйнштейн.

Первым залпом по мирозданию, которое век за веком, кирпич за кирпичом возводили поколения физиков, была небольшая статья в научном журнале, в которой, сам того не ведая, Эйнштейн ввел в физику одно из главных понятий диалектического материализма об относительности таких основных свойств природы, как пространство, время, масса и энергия. Как могло это не стать сенсацией, если именно на представлении об их абсолютности покоилась вся наука от древнейших времен до опубликования Эйнштейном специальной теории относительности в 1905 году и общей - в 1916-м.

Ученые задыхались от неожиданности и изумления - физика перевернулась с головы на ноги!

Яноши рос не просто в семье ученого, но в семье астронома, а на плечи астрономов легла еще большая, чем на плечи физиков, ответственность за содеянное Эйнштейном. Ведь Эйнштейн в результате многолетних усилий построил, а в 1917 году опубликовал новую модель Вселенной, и она начисто зачеркивала все другие, с таким тщанием созданные поколениями астрономов!

К XX веку все уже привыкли к мысли, что Вселенная безгранична, что она содержит бесчисленное множество миров, подобных солнечному, и что мировое пространство обладает свойствами, объяснимыми геометрией Евклида. Как удобно было считать луч света синонимом и символом прямой линии и представлять себе, что свет от звезд расходится во все стороны по прямым, как стрела, направлениям! Такую модель Вселенной современный человек пояснил бы так: если космический корабль отправится в путь по прямой линии, оп никогда не достигнет границы мира... Впрочем, еще древние греки придерживались этой же точки зрения, но выражали ее на языке понятий своего времени - если воин будет на бегу бросать копье все дальше и дальше, он никогда не остановится, так как у него всегда будет возможность сделать еще шаг и еще раз метнуть копье... Во многих научных книгах и в наши дни можно увидеть фигуру воина с копьем - неожиданный символ познания.

Астрономы, которым выпала доля первым познакомиться с моделью Вселенной Эйнштейна, в беспомощном гневе увидели, что лучи света в его космосе уже не являются прямыми линиями. Они изгибаются, забыв об Евклиде, а копье (если бы греческий воин смог бросить его со сверхисполинской силой), описав плавную кривую по "цилиндрической" эйнштейновской Вселенной, возвращается к воину, чтобы поразить его самого.

Правда, Эйнштейн вскоре отказался от своей модели, но на основании его теории относительности были созданы многие другие - советский математик и метеоролог Фридман, бельгийский аббат Леметр, английский астроном Эддингтон строили, рисовали, рассчитывали, лепили новый мир - воображение было разбужено, оно искало выхода.

В среде ученых бушевали страсти, составлялись планы ниспровержения Эйнштейна, у него появились яростные враги и пламенные почитатели. Но споры не разрешили сомнений. Теорию Эйнштейна можно было подтвердить или опровергнуть только одним-единственным образом - экспериментом. Первыми за дело принялись астрономы. Раз Эйнштейн утверждает, что луч света вблизи больших масс искривляется,- это надо увидеть!

Случай сам шел в руки. Приближалось солнечное затмение. И уравнения Эйнштейна подсказали эксперимент, который должен был раз и навсегда решить, чего стоит Эйнштейн. План был прост. Когда диск Луны закроет Солнце и потушит его блеск, станут видимыми звездочки, оказавшиеся в этот момент вблизи Солнца. Их расположение на небе было специально замерено за полгода до затмения, когда Солнце было еще далеко от них и не могло искривить идущие от них световые лучи. Впрочем, это была излишняя добросовестность - положение звезд на небосводе давно занесено со скрупулезной точностью в астрономические каталоги. И если лучи света от звезд действительно искривляются массой Солнца, то их координаты, замеренные во время затмения, будут другими, чем зафиксированные в каталогах.

Астрономы заранее подсчитали, какие результаты будут в том случае, если прав Эйнштейн, и в том, если он ошибается.

Экспедиция была дальней. О ней много говорили, к ней долго готовились. Возглавлял ее один из восторженных почитателей Эйнштейна - Эддингтон. Он так волновался, что его коллеги сочинили анекдот. Один участник экспедиции якобы спрашивает другого:

- А что, если мы получим отклонение лучей света звезд другое, чем предсказывает Эйнштейн?

- Не дай бог,- отвечает тот,- Эддингтон сойдет с ума!

Маленькому Лайошу Яноши, сыну венгерского астронома, было семь лет, когда происходили эти удивительные события. Его воображение было взбудоражено. Его нельзя было уложить в постель, когда отец и его гости говорили о том, что было романтичнее и увлекательнее, чем любые приключения в самом приключенческом романе.

Это один из примеров влияния на творческую жизнь человека впечатлений детства. Бывает, что толчком, дающим ход воображению, мысли, вовсе не обязательно являются столь оглушительные события. Иначе как объяснить, что другой мальчик, родившийся на столетие раньше (мальчик, ставший писателем),- Эдгар По - тоже "болел" космосом? Болел без видимых оснований (тогда не было никакой острой "космической инфекции") и даже создал впоследствии теорию осциллирующей Вселенной, правда, сбивчивую, но страстно изложенную в странной космологической работе под названием "Эврика".

Судьбу Эйнштейна, по его собственным словам, тоже определили два "чуда" детства - компас и Евклидова геометрия, которую он прочитал в двенадцать лет...

- И мой путь был определен в детстве,- рассказывал мне академик Яноши при знакомстве.- Тогда в науку шли только по призванию. Профессия физика была очень тяжелой. Правительства не очень жаловали науку. Но я рос в атмосфере постоянных размышлений о сути природы, о смысле жизни, о роли человека и ученого в обществе. И другого пути, чем в науку, выбрать не мог.

Теория относительности была первой путеводной звездой, которая повела маленького Лайоша по жизни. Можно сказать, что он воспринял новый взгляд на мир на пороге детской. Это было важное преимущество, доставшееся ему само собой, преимущество перед предшествующим поколением физиков, которым приходилось с большим трудом преодолевать традиционный подход к явлениям природы, воспитанный в них доэйнштейновской школой. И если вспомнить, что даже в 1935 году профессор Чикагского университета, известный физик Макмиллан говорил на лекциях своим студентам, что теория относительности - печальное недоразумение, то уже без удивления воспринимаешь тот факт, что один из современников Эйнштейна насчитал лишь двенадцать человек, по-настоящему понимавших Эйнштейна.

В 1965 году, когда Яноши уже опубликовал свой вариант теории относительности, физик Гарднер писал об эйнштейновской: "Его теория так революционна, так противоречит "здравому смыслу", что даже сегодня имеются тысячи ученых, в том числе и физиков, для которых понимание ее основных положений сопряжено с такими же трудностями, с каким сталкивается ребенок, пытаясь понять, почему люди в южном полушарии не падают с Земли".

Разобраться в теории относительности, развить ее, преодолеть трудности, с которыми последние тридцать лет жизни сражался сам Эйнштейн, пытаясь разрешить главные противоречия в проблемах мироздания, могло лишь молодое поколение физиков. Поколение, к которому и принадлежал Яноши.

Когда он впервые столкнулся с новыми веяниями в физике, с новыми взглядами на окружающий мир, ему не нужно было вытеснять ими какие-то другие, уже ставшие для него органичными представления. Он не должен был переучивать, насиловать себя, настраиваться на чуждые ему идеи. Свежие взгляды на мир Яноши принял как естественное положение вещей. Ему ничто не мешало почувствовать себя дома в мире относительности - странном для поколения его отца.

Но для того, чтобы Яноши мог представить на суд своих современников труд под многозначительным названием - "Теория относительности, основанная на физической реальности", должно было пройти немало лет. Прежде чем стать одним из самых авторитетных ученых наших дней, ему предстояло учиться - и он отправился в Германию, где Гитлер еще не произвел трагическую ревизию немецкой науки и в немецких университетах можно было слушать лекции таких замечательных ученых, как Шредингер, Блеккет, Кольхерстер; Яноши предстояло стать начинающим физиком - и он стал ассистентом Кольхерстера; прежде чем критиковать взгляды предшественников и выработать свои собственные, Яноши предстояло научиться думать самостоятельно и делать физику собственными руками.

И тут для него взошла вторая путеводная звезда. Взошла в юности и светила ему потом всю жизнь.

Физики - это люди, которые слышат и видят то, что другим недоступно. Рев пушек первой мировой войны не помешал им услышать взрывы, происходящие в микромире. Нормальный, полноценный атом - частица воздуха, или земли, или нашего тела - вдруг разбивается вдребезги... Непонятно по какой причине... Влияние радиоактивности?- подумали ученые. Тогда еще были свежи воспоминания об открытии Беккерелем таинственных лучей. Радиоактивность была модой - ею пытались объяснить всякое непонятное явление. И чтобы проверить эту догадку, физики увязывали рюкзаки. Аляска, Гималаи, Австралия, Гренландия... Куда только не отправлялись физики со своими приборами в погоне за мимолетностью! Поднимались в горы, спускались в шахты, плыли по морям и рекам. Везде они промеряли степень естественной радиоактивности воды, воздуха, почвы.

Один из пионеров физики космических лучей Кольхерстер даже предпринял в 1930 году со своим коллегой Ботэ путешествие из Гамбурга на Шпицберген только для того, чтобы измерить в тех широтах степень ионизации воздуха, измерить, а затем сравнить результаты с теми, что были сделаны на дирижабле "Италия", совершившем первый рейс над Северным полюсом. Но... проведенные замеры не объясняли странное явление. Ясно было одно - версию радиоактивности надо отбросить.

Тогда раздался голос Гесса, австрийского физика.

- Следы ведут в космос,- сказал он.- Причиной распада земных атомов является излучение, приходящее из космоса...

Родилась физика космических лучей. Она увлекла многих ученых - не только тем, что могла помочь изучить космос, макромир. Главное - она открывала дорогу в микрокосмос, в царство атома, населенное еще не ведомыми людям планетами - элементарными частицами. Огромный вклад в эту область физики внес русский физик - молодой тогда Дмитрий Скобельцын, основоположник советской школы космиков. Он проводил виртуозные эксперименты в камере Вильсона, он первым наблюдал пролет через камеру космической частицы, он предложил и методику наблюдений. Повторяя его эксперимент, ученые всего мира учились работать с космическими частицами.

Космическая частица раскалывала атом, как щипцы орех,- оставалось посмотреть, из чего он состоит, этот орешек. Никаким другим способом в те времена расколоть ядро атома не представлялось возможным. На Земле не умели получать снаряды такой мощности, как космическая частица. Даже речи не возникало о строительстве ускорителей. И никаких элементарных частиц, кроме электрона и протона, ученые не знали. Космическая частица могла стать первым проводником в микромир.

По этой дороге и пошел Лайош Яноши после окончания университета. Его захватили трудности, которые возникли с первых же шагов этой увлекательнейшей области физики. Все понимали, что цель исследований - наблюдение и изучение взрыва от встречи космической и земной частиц материи. Но никто не знал, где произойдет этот взрыв! Напрашивались три линии поведения: исследователю предоставлялась возможность либо гоняться за своеобразной "бабочкой" с сачком по всему земному шару. Либо сидеть и ждать, когда она пролетит под носом у исследователя. Либо - это и захватило Яноши - надо было организовать нужный эксперимент самому, поймать космическую частицу в нужном месте и в нужный момент, заставить ее полностью проявить себя. В общем, надо было придумать, как разыграть "спектакль" по заранее намеченной программе.

Постепенно становилось ясно, что уникальный пролет через прибор космической частицы можно перевести в разряд более простых: ловить не первичную космическую частицу, а тот ливень частиц, который она вызывает в атмосфере. Физики начали придумывать для этого самые различные способы, строили сложные приборы, целые системы счетчиков, часто разнесенных на огромные расстояния друг от друга, снова отправлялись в дальние путешествия и даже поднимались на воздушных шарах.

Яноши, ставший ассистентом Кольхерстера, начинает работать над созданием особых систем счетчиков космических частиц со свинцовыми фильтрами. Изменяя толщину этих фильтров, ему удается проследить цепную реакцию рождения элементарных частиц во всей ее полноте. Яноши многое прояснил в процессе распада атомного ядра; определил мощность исходного излучения, законы распространения космических ливней. Он становится одним из ведущих ученых в области физики космических лучей. Его эксперименты создают ему репутацию виртуоза сложных физических измерений. Его называют критиком эксперимента. Когда наблюдения не поддаются однозначному толкованию, к нему идут за диагнозом. Он готовит две книги по теории и практике работы с космическими частицами, книги, которые станут настольными для всех изучающих эту область. Их особая ценность - в тесном слиянии искусного эксперимента и глубокой теории. Они демонстрируют, что в такой области исследований, как физика космических лучей, мало быть опытным, находчивым, изобретательным экспериментатором. Надо уметь проанализировать увиденное в приборах, понять происходящее, сделать нужные расчеты - то есть овладеть самым современным математическим аппаратом. И чтобы разобраться в законах микромира, нужно безупречно пользоваться методами теории относительности Эйнштейна.

Так слились воедино два потрясения юности - впечатление от парадоксальности теории относительности и мечта раскрыть тайну космического излучения. Слились, переплелись, стали основой научной деятельности Яноши.

К 50-м годам Яноши, ставший уже профессором в знаменитом Дублинском университете в Ирландии, приобрел международный авторитет.

И тут его налаженная, устроенная жизнь резко меняется. Он уезжает в разоренную, опустошенную долгой фашистской диктатурой страну. Уезжает на пустое место. Уезжает начинать все сызнова.

Бросить кафедру в солидном университете? Начинать все сначала на пороге зрелости? Как может позволить себе это солидный человек, обремененный семьей? Мало кто из коллег понимал поступок венгерского ученого. Но Яноши возвращался на родину. Он не мог не откликнуться на зов народного правительства Венгрии, призвавшего находящихся в эмиграции венгерских ученых помочь возродить национальную науку.

...История каждой страны неповторима и самобытна. Но в то же время в каждой такой истории есть нечто общее с другими - отражение эпохи, ее проблем и особенностей. Эпоха как бы ставит печать на судьбы стран и отдельных людей.

В биографии многих государств современной Европы есть тяжелая отметина - печать фашизма. Как тень от затмения прошел фашизм по Европе, убивая жизнь, свободу, мысль.

В полной мере это испытала на себе Венгрия. Годы фашизма не пощадили ее науку - она потеряла своих лучших представителей. Одни из них погибли в концлагерях, другие эмигрировали. Венгерских ученых и раньше с радостью принимали чужеземные университеты, многие из них заслужили всеобщее признание. Достаточно упомянуть Бойяи, одного из создателей неевклидовой геометрии; Этвеша, выполнившего важные исследования в теории тяготения; Неймана, известного кибернетика и математика; Вигнера, Сцилларда и других ученых, прославивших американские, английские, французские университеты.

Только Сент-Дъёрди, первооткрыватель витамина С, выделивший его из венгерской паприки, удостоился Нобелевской премии будучи еще на родине. Но это было в 30-х годах.

Габор же, Хевеши, Бекеши, Вигнер получили Нобелевские премии за границей. Вигнер не имел в Венгрии даже кафедры. Говорят, он гордился тем, что присутствует на нобелевских торжествах во фраке, сшитом еще на родине. А хортистское правительство, разорившее богатую страну, гордилось тем, что первое в Европе ввело фашистский режим, опередив Гитлера и Муссолини. Материальные потери Венгрии по милости этого правительства составили катастрофическую цифру - 45 % ее национальных богатств.

За годы фашистской диктатуры и второй мировой войны Венгрия растеряла свои научные традиции, учителей, способных возглавить национальную научную школу. Интеллектуальный потенциал ее, казалось, навсегда угас.

В 1945 году Советская Армия освободила Венгрию. Во главе израненной страны стало народное правительство. Оно в первую голову занялось восстановлением экономики, техники, науки. Без этого не могла начаться нормальная жизнь страны. Нужно было поставить на ноги промышленность, поднять научный потенциал.

Эта ситуация стала предметом серьезного многостороннего обсуждения на проведенном в мае 1949 года заседании коллегии Венгерского научного совета. "Отсталость физических исследований в Венгрии является катастрофической,- записано в решении.- Будапештские вузы не способны не только проводить исследования, они не пригодны и для современного обучения. Эта отсталость не будет преодолена, если не проявить заботу о создании хотя бы одного, действительно современным образом оборудованного института физики, об увеличении числа научных сотрудников и решении вопроса о воспитании и обучении кадров".

Вскоре началась организация научно-исследовательских институтов в области физики, химии, биологии, астрономии, строительство заводов и конструкторских бюро. Но где взять для них кадры?

Правительство и социалистическая рабочая партия Венгрии приняли мудрое решение: авторитетных венгерских ученых, проживающих за границей, пригласили вернуться на родину. Одним из первых приглашение получил Лайош Яноши. Он ответил без колебаний. К сожалению, так поступили не все. Не вернулся помочь родине другой знаменитый венгр, которого мир называет отцом водородной бомбы - Теллер. Как и многие другие ученые, он покинул Венгрию в годы фашизма. И достиг больших успехов в физике. Он не примкнул к Оппенгеймеру, Сцилларду, Эйнштейну и другим прогрессивным ученым, возвысившим свой голос против применения атомного оружия, а, наоборот, солидаризировался с воротилами военно-промышленного комплекса, стал выступать за увеличение военного бюджета США, за дальнейшее наращивание атомных арсеналов.

...Что привело Яноши к его решению? Его третья путеводная звезда. У него перед глазами был пример Лу-кача - человека мудрого, дерзкого, революционера и бойца. О комиссаре Лукаче венгры писали книги, сочиняли пьесы. Он был истинным патриотом Венгрии.

Яноши исполнилось восемь лет, когда умер его отец. Его отчимом стал Дьердь Лукач. Яноши с уважением и теплотой рассказывает о своем отчиме, фигуре легендарной, хорошо известной в прогрессивных кругах всего мира.

- После появления в семье отчима,- рассказывает Яноши,- атмосфера уважения к науке, культуре еще больше углубилась. Прибавилось и новое - интерес к проблемам, волнующим весь венгерский народ, к политическим событиям. Лукач придал моему увлечению физикой широту и умение мыслить философски. Он был философом и литературным критиком, но отлично чувствовал физику, чувствовал без формул. Ведь самые сложные проблемы можно объяснить без математики. Суть явления не зависит от формализмов, с помощью которых ученые строят количественные модели явлений.

Как видно, в этом кредо - корни широкой деятельности Яноши как пропагандиста науки: он написал популярную книгу о теории относительности для широкого круга читателей, часто выступал по телевидению с чтением лекций по самым сложным вопросам естествознания.

Но главное - под влиянием Лукача формировалось мировоззрение Яноши, его политические убеждения. Не удивительно, что Яноши стал членом Венгерской социалистической рабочей партии. Не удивительно, что он одним из первых вернулся на родину и выполнил поручение партии и правительства - создал первый в народной Венгрии научно-исследовательский институт физики с широким спектром научных изысканий, отражающих современный уровень творческой мысли (с этим ведущим физическим институтом в ВНР мы познакомимся в следующей главе).

Постепенно Яноши собрал вокруг себя одаренную молодежь, расширил научную тематику института - в нее вошли и фундаментальные исследования, и прикладные, необходимые для создания современных ЭВМ, лазеров.

На родине Яноши обрел зрелость, его индивидуальность окрепла. Он смог приступить к осуществлению главного дела жизни - к созданию своей концепции строения мира. Эта работа требовала особого мужества. Она была необычной не только из-за сложности самой проблемы, но и из-за атмосферы, которая ее окружала.

Яноши разбирает те же вопросы, которым посвящена теория относительности Эйнштейна. Вокруг многих великих творений человеческого духа часто возникают как бы две противоборствующие стихии. Одни стараются сохранить эти творения в неприкосновенности, в первозданном виде, другие рассматривают их как трамплин для нового скачка.

То же произошло и все еще происходит с теорией относительности.

Если вначале многим она казалась бредом, а наиболее непримиримые даже требовали "отменить" Эйнштейна, то после ее признания произошел крен в другую сторону - к каждому ее положению стали относиться, как к святыне, с благоговением, боясь что-то изменить или нарушить. И действительно, после создания теории относительности в нее не были внесены какие-либо существенные изменения. И хотя появились новые экспериментальные данные, новое отношение к некоторым проблемам, новые космологические модели, каждого, кто пытался что-то додумать по-своему или изменить в теории относительности, считали чуть ли не еретиком.

- Многие и меня считают еретиком,- говорит без улыбки Яноши,- но это результат неполной информации о моих научных взглядах. Ничего еретического я не утверждаю. Просто некоторые воображают, что мир ведет себя так, как вытекает из придуманных людьми законов. На самом деле ему дела нет до наших фантазий! Верны лишь те законы, которые подтверждаются действительностью. Как это проверить? Опытом. Надо контролировать теорию экспериментом. Без этого физика - сплошной идеализм. Ничто в наших трактовках окружающего мира не должно опираться на домыслы - только на опыт. Пример - теория относительности Эйнштейна. Она родилась из фактов. А потом начались кривотолки, словесный туман. Мы, его последователи, далеко не единодушны в своем понимании структуры мира...

- Посмотрите первые два тома собрания сочинений Эйнштейна, изданных в Советском Союзе. К слову сказать,- прерывает свою мысль Яноши,- столь полно труды Эйнштейна изданы только в вашей стране. Так вот,- продолжает он,- Эйнштейн, физик уникальной прозорливости, создал не догмы, а лишь формализмы, которые должны были сочетаться с экспериментом. Но он не боялся фантазировать о вещах, не обнаруженных еще опытом. Он и после создания общей теории относительности не боялся говорить об эфире, как о носителе всех событий в мире. Да, эфир никогда никем не был обнаружен. Да, эфир много раз отменялся, и его не называют иначе, как пресловутый. Но многие ученые использовали его в своих моделях мира как строительный материал, как "известь", что ли. Даже обойдясь в теории относительности без эфира, Эйнштейн не исключил его окончательно из картины мира. Это помогало ему проводить качественный и количественный анализ событий. Конечно же, он жаждал ясности, определенности, истинного эксперимента и шел на умозрительные предположения только из-за бессилия современного эксперимента. А его учение возвели в догму, которую якобы нельзя развивать. Это ошибка! Теория относительности Эйнштейна, этот удивительный продукт человеческого разума, неиссякаемый источник творчества!

- Вы думаете, она будет развиваться?- спрашиваю я.

- Не может не развиваться,- сердится Яноши.- Во-первых, потому, что не все явления, обнаруженные возросшей мощью экспериментальной науки наших дней, объясняются с ее помощью, а более зрелой космологической теории все еще нет. Во-вторых, ни теперь, пи тем более при ее возникновении не было и нет единого толкования многих ее положений. Вокруг них все еще клубятся яростные споры. И, в-третьих, в ней потенциально заложено больше возможностей, чем мог предположить и использовать сам автор... "

У Яноши своя точка зрения на окружающий мир. От него можно услышать не о кажущемся, а о действительном изменении масштаба времени, об абсолютном пространстве и мировом эфире, заполняющем Вселенную... Одно в науке еще не утвердилось, другое, казалось бы, давно из нее ушло.

Если нечто подобное выскажет на экзамене студент - двойка ему обеспечена. Но когда об этом говорил физик масштаба Яноши - в яростный спор вовлекались самые серьезные умы современности: Тамм, Скобельцын, Блохинцев и многие-многие другие.

Любопытна сама история созревания его "еретичества".

Создавая собственную концепцию строения мира, Яноши исходил не из теории относительности Эйнштейна. Он оттолкнулся от знаменитых преобразований Лоренца. Если Эйнштейн базировался на модели мира, в которой прямые линии и плоскости искривлены в пространстве и времени, то в модели мира Лоренца и размеры тел деформировались. Лоренц считал, что размеры всех тел, например обычных линеек, зависят от их скорости. Чем больше скорость, тем короче линейка Более того, ход часов замедлялся, если скорость их движения возрастала. Эта позиция знакома ученым, о ней много говорили в свое время в связи с гипотезой Фицджеральда. Именно этой гипотезе и соответствуют математические построения Лоренца.

Яноши возражал против интерпретации преобразований, данных самим Лоренцом, но еще в большей мере он расходился с Эйнштейном. Венгерский ученый предлагал свою собственную интерпретацию, а вместе с ней и свой подход к основам теории относительности, который он изложил в статье 1952 года.

Полемический итог этой публикации был воспринят большинством физиков так: все результаты теории относительности можно получить без теории относительности. Статья Яноши не вызвала особого резонанса в научной печати. Однако Яноши стремился к ясности. Он продолжил исследования и через шесть лет заново сформулировал свои аргументы. Его статья "Дальнейшие соображения о физической интерпретации преобразований Лоренца" появляется в советском журнале "Успехи физических наук".

Некоторые выводы этой статьи показались редакционной коллегии сомнительными. Учитывая, что журнал читают не только физики, но и люди других специальностей, в том числе и студенты, не способные самостоятельно разобраться в содержании этой сложной статьи, редакционная коллегия попросила одного из наиболее авторитетных физиков-теоретиков академика Тамма ознакомиться со статьей Яноши до опубликования и прокомментировать ее.

В замечаниях Тамма, опубликованных вместе с этой статьей, указано, что скептическое отношение Яноши к теории относительности привело его к ряду неправильных утверждений (ошибочность двух из них разъясняется читателям).

Замена теории относительности динамическим рассмотрением всех конкретных задач действительно приводит к тем же выводам о строении мира. Но это не может служить доводом против теории относительности. Справедливость этой теории в течение полувека подтверждалась неоднократно при детальной проверке всех ее предсказаний.

Дружеская критика Тамма и других советских ученых заставила Яноши тщательно пересмотреть свои аргументы. Результат многолетних трудов суммирован в книге, о которой мы уже говорили, вышедшей в 1971 году в Венгрии на английском языке. Впоследствии она была выпущена и в Японии.

Понимая особое место теории относительности в системе научного познания, Яноши опубликовал краткий очерк философских аспектов, лежащих в основе его монографии, в советском журнале "Вопросы философии". Статья, как и книга, называлась "Теория относительности, основанная на физической реальности". Он пишет:

"Монография содержит оценку специальной и общей теории относительности. Математический формализм, который используется в ней, эквивалентен общепринятому, и при рассмотрении частных феноменов я прихожу там к хорошо известным и всеми признаваемым результатам. Тем не менее используемые мною понятия вводятся с помощью метода, отличного от принятых обычно в учебниках и исследовательских работах, посвященных этой проблеме".

Спокойный тон этой аннотации был тем не менее обманчив. Нетривиальность мышления Яноши привела к тому, что читателей монографии все-таки ждал сюрприз.

В конце статьи Яноши высказывает мысль о возможности реального существования эфира, что не противоречит математическому аппарату теории Эйнштейна, в которой тот еще в 1924 году анализировал проблему эфира. Яноши заключает, что электромагнитные явления и другие процессы распространения в вакууме обладают носителем, который может быть назван эфиром.

Впрочем, прочитав указанные Яноши статьи Эйнштейна о проблеме эфира, а также эйнштейновские статьи 1930 года и другие его работы, легко убедиться в том, что Эйнштейн недвусмысленно объясняет, как само пространство (пустое пространство, а не какая-то "среда") приняло на себя все функции эфира. Яноши с этим не согласен. Ему кажется, что он идет дальше Эйнштейна. Большинство физиков считает, что он идет назад.

Почти за двадцать лет, прошедших после опубликования упомянутой выше статьи Яноши и замечаний Тамма, накопилось еще много опытных подтверждений предсказаний теории относительности. И не было ни одного случая, опровергающего ее выводы. Вспомним открытие реликтового излучения, сохранившегося почти с эпохи "большого взрыва". Существование во Вселенной этого излучения было предсказано на основе теории относительности за 30 лет до его обнаружения. Вспомним о "черных дырах" и других удивительных явлениях, понять которые без теории относительности невозможно, хотя и можно придумать различные специальные гипотезы, чтобы объяснить их без этой теории.

Не литератору решать, кто прав в этом научном споре, да и специалисту нелегко разобраться во всех его тонкостях - все балансируется на нюансах, оттенках, акцентах. Несомненно одно - для развития науки необходимы люди неординарного склада мышления; ученые, в которых природа заронила дар особого видения. Такие всегда оставляют заметный след в истории. Если не открытиями, то ошибками. Их дерзость будоражит воображение, воспитывает в молодых умах способность анализировать, критиковать, искать...

Яноши был погружен в глубокие и все еще таинственные дебри науки о природе. Круг тем не новый - над ними ломало головы не одно поколение ученых: что такое время, пространство, какие субстанции ответственны за передачу сил тяготения от одного небесного тела к другому? Прежние определения - "абсолютное пространство", "эфир"... Как часто после Ньютона эти понятия претерпевали изменения, их отбрасывали, снова возвращались к ним, возвращались, делая виток по спирали познания - всегда чуть выше, чуть ближе к истине.

Ньютон сделал великое дело: нашел количественную меру влияния одних небесных тел на другие - вывел закон тяготения.

Но как, с помощью каких процессов осуществляется передача сил тяготения на колоссальные, космические расстояния? Перед этим Ньютон отступил.

В обиход науки вошло одно из самых загадочных понятий - эфир, который якобы передает силы притяжения одного небесного тела к другому - особая материя с противоречивыми свойствами. Разные умы придали эфиру различные оттенки. Он по желанию ученых менял свой облик, словно глина в руках скульптора.

Бессилие перед тайной тяготения сломило могучи разум Ньютона. От кредо "гипотез я не измышляю" он ушел в теологию, на старости лет уверовал в бога.

Сколько усилий, сколько интеллектуальной энергии было отдано разгадке тайны тяготения. Лишь Эйнштейну удалось создать наиболее полную картину строения мира. Но последние десятилетия жизни Эйнштейн тщетно пытался совладать с силами, властвующими над Вселенной, объединить их в единую теорию. "Тогда,- писал он,- была бы достойно завершена эпоха теоретической физики..."

Ему не удалось осуществить эту задачу.

Не это ли породило скептицизм Яноши в отношении теории относительности? Да и не его одного. Наверно, споры вокруг некоторых положений теории относительности не стихнут никогда. Яноши прав - как и другие великие творения человеческого духа, она является неиссякаемым источником вдохновения и творчества. Каждое поколение будет познавать с ее помощью новые грани окружающей нас действительности, как будет находить новые оттенки мыслей и чувств в творениях Гомера, Шекспира, Бетховена, Пушкина.

Возможности теории относительности не исчерпали ни сам Эйнштейн, ни его последователи и оппоненты. Ее "читают" и будут "перечитывать" поколения физиков, изумляясь неисчерпаемости ее смысла и прозорливости автора. Он определил закономерность развития мира, уловил гармонию Вселенной и выразил эту гармонию с помощью математических символов подобно тому, как композитор передает гармонию звуков с помощью нотных знаков. Как всякое музыкальное произведение, она таит в себе возможности интерпретации. С одной стороны, символы - и математические и музыкальные - однозначны: "До" есть "до", а "синус" есть "синус". С другой стороны, в их переплетении большой музыкант, как и большой ученый, всегда обнаружит новые оттенки, которых не заметил до него никто. И дело даже не в безграничности процесса интерпретации.

Произведения научного творчества - теории мира, модели мира - развиваются вместе с наукой. А наука не стоит на месте. Не завершено и не может быть полностью закончено развитие науки, и в том числе изучение окружающего нас физического мира. Поэтому и теория относительности - не застывшая в своей неподвижности груда формул, она не только глубокий источник, обещающий еще множество непредвиденных следствий, вариантов интерпретаций, но и живое древо познания, на котором еще будет немало плодов.

Беседуя с академиком Яноши, одним из самых незаурядных естествоиспытателей и философов, я еще и еще раз убеждалась, что теория относительности Эйнштейна обладает магической силой притяжения. И действительно - целый ряд космологических, физических работ, появившихся в последние десятилетия, подтверждает, что система, построенная Эйнштейном, является источником все новых и новых размышлений, отправной точкой для создания новых теорий, расширяющих и дополняющих теорию относительности, раздвигающих рамки ее применения.

Жизнь мчится вперед. Возможности экспериментальной науки растут. Человек сталкивается со все более неожиданными проявлениями жизни Вселенной, где происходят невероятные катастрофы, взрывы звезд и целых галактик, где существуют непонятные квазары, где фантастические "черные дыры" высасывают из Вселенной массу и энергию. Все эти проблемы не только обсуждаются на симпозиумах, в научной печати, но и через прессу, телевидение, радио захватывают рядового читателя.

В какие потусторонние миры перекачивается вещество из нашего мира? Какова природа колоссально щедрых источников, которые необъяснимо мощно исторгают в просторы космоса такие количества вещества и энергии, словно взорвались миллиарды солнц? И читатель вовлечен в обсуждение нерешенных проблем, он задумывается над тем, кто возьмет на себя дерзость ответить на эти вопросы? И он понимает, что теория отстает от эксперимента, требует омоложения...

Новые открытия в традиционной физике... новые наблюдения в астрофизике... необъяснимые ситуации в физике элементарных частиц... Ответят ли новые теории на вновь возникшие вопросы? Создаются ли они уже? Кто их авторы? В круг этих проблем вовлечены не только профессионалы, но и молодые и немолодые читатели научно-популярных книг и журналов. Это - одна из новых примет нашего времени. Это - дыхание ветра НТР, формирующего интеллектуальную погоду на нашей планете.

...Сегодняшняя физика набухает новыми моделями мира, свежими идеями, переоценкой старых истин. Поток докладов, статей, книг по вопросам, затронутым теорией относительности Эйнштейна, растет и ширится. Современная научная литература по мирозданию - настоящее интеллектуальное пиршество. Но даже на нем среди удивительных и сенсационных научных "блюд" объемистый труд под лаконично-привычным и поэтому многозначительным названием "Теория относительности, основанная на физической реальности" - незаурядное явление, которое привлекло внимание самых ответственных ученых современности. Они не могли не задуматься о том, что же нового привнес венгерский мыслитель в науку грядущего?

- Каков ваш критерий истины?- спросила я академика Яноши.

- Чтобы найти общий язык в такой сложной области, как философия, надо спорить, доказывать, критиковать,-ответил он.- Ведь только в споре рождается истина, в столкновении мнений, в столкновении теории и эксперимента, в проверке одного другим...

Последний разговор с Яноши состоялся незадолго до его кончины. Тогда он сказал мне:

- Я с нетерпением жду, когда книга о теории относительности, главный мой труд, отнявший у меня десять лет жизни, будет переведена на русский язык. Мне очень важно знать мнение советских коллег, серьезных оппонентов, о моей системе мира. Я рад, что в СССР хорошо приняты мои прежние книги "Космические лучи" и "Теория и практика обработки результатов измерений". Каждая из них тоже явилась итогом десятилетней работы. По последняя книга - моя лебединая песнь. И ее мне особенно хотелось бы обсудить с советскими физиками, которых я уважаю и мнением которых дорожу. Ведь советская школа физиков - одна из сильнейших в мире.

...Среднего роста, с усталым бледным лицом человека, мало бывающего на свежем воздухе, Яноши был, пожалуй, незаметен в толпе. Незаметен до тех пор, пока вы не обращали внимание на его глаза. Они смотрели за пределы близко лежащих вещей. Помню, я подумала, когда впервые познакомилась с ним: может быть, он разглядит, куда попадет копье греческого воина, брошенное в космос с исполинской силой? Решит проблемы, поставленные еще древними греками и не решенные до сих пор?

Ему не суждено было сделать это до конца. Но наука сильна своей преемственностью. Ученые умирают, а мы если, воплощенные в теории, в гипотезы, остаются их ученикам. Додумываются преемниками, единомышленниками.