Глава четвертая, о том, почему чужими руками хорошей работы не сделаешь

Постановлением правительства в декабре 1934 года Петр Леонидович Капица был назначен директором Института физических проблем Академии наук СССР.

Института еще не было. Ни стен, ни оборудования. Не было даже подходящего места для строительства, но уже утвержденное, необычно торжественное название института подчеркивало, что в его лабораториях будут заниматься большой наукой.

Капица жил в гостинице "Метрополь" в номере с окнами на площадь. Целыми днями под окнами гремел трамвай и грустные лошади московских лихачей скучно жевали овес.

"Дела идут медленно и плохо, - писал Капица. - Пока у меня не опускаются руки. Я хочу сделать все, чтобы восстановить здесь свою работу".

В начале января после долгих мытарств наконец было найдено место для строительства. Пригород, Нескучный сад, правый берег Москвы-реки, пешком десять минут от Калужской заставы. Здесь не было поблизости ни улиц с интенсивным движением, ни крупных предприятий, так что не нужно было ломать голову над тем, как защищать приборы от уличных сотрясений, индуктивных токов и тому подобных помех. Там, где сейчас стоят здания института, было несколько деревянных домиков - не то деревушка, не то дачный поселок; на березах - скворечники, вдоль заборов гремели цепями цепные замоскворецкие псы. Место вполне устраивало Капицу.

Наконец было найдено идеальное место; чистый воздух, река, рядом в лесу можно было собирать грибы

Он позвонил будущему своему заместителю - Ольге Алексеевне Стецкой, сказал: "Найдено".

- Ой, что вы, - сказала Ольга Алексеевна. - Это ж так далеко!

- Зато свежий воздух и река. Лес рядом, будем грибы собирать. Поедемте, я вам покажу.

На черном "бьюике" по булыжной Большой Калужской они поехали смотреть "идеальное место". Ольга Алексеевна помнит: были сугробы, трамваи, от водопроводных колонок стекали поперек дороги ледяные языки, над лесом стояло тусклое солнце. "Изолированное положение института, - говорил Капица, - сохранится, по-видимому, навсегда".

В январе тридцать пятого трудно было предвидеть, что через двадцать лет начнется строительство Юго-Запада: со всех сторон здание физпроблем обступят многоэтажные дома, появится шумный сосед - Дом обуви - крупнейший специализированный магазин столицы, и кондукторы троллейбусов сразу после "Калужской заставы" будут объявлять: "Следующая - салон модельной обуви, бывшая - институт Капицы".

Петр Леонидович сам начертил план института: подвал, первый этаж, второй, продумал, как разместить мастерские, лаборатории.

Строительство должно было продолжаться ровно год. Весной кончили котлован, начали тянуть стены. На производственных совещаниях прорабы стали перечислять объективные трудности, обвиняли Капицу в капризах, тем более что ему многое было непонятно. Он не понимал, что такое "ширпотреб" и что такое "блат". Ему объясняли, что сохранились пережитки капитализма. Он не верил.

Здание института еще стояло в строительных лесах. Ломовики свозили к реке строительный мусор, опилки, битый кирпич, но уже начали прибывать "высоковольтные бэби".

Приехали кэмбриджские сотрудники Петра Леонидовича - механик Пирсон и лаборант Лауерман. Приступили к монтажу оборудования.

Петр Леонидович, в бриджах, в серой кепке, в ботинках на толстой подошве, с тростью, с трубкой, объяснял монтажникам особенности монтажа, к которому они приступили. Монтажников поражало, что на установках, прибывших из Англии, будут изучать вещество, которое было открыто сначала на Солнце, а потом уже на Земле.

Петр Леонидович Капица, в бриджах, с непременной тростью, на строительстве Института физических проблем. Он объяснял строителям, что в новом институте будут изучать вещество, открытое сначала на Солнце, а потом уже на Земле

Начинался новый этап биографии Капицы. Он становился хозяином первоклассного института. На торжественном открытии он сказал:

- Колумб отправился в экспедицию, результатом которой было открытие Америки, на простой маленькой каравелле. На лодчонке с современной точки зрения. Но чтобы освоить Америку, потребовалось построить большие корабли, и это полностью себя оправдало. Мне кажется, что нужно идти по этому пути. По пути создания совершенных институтов.

Первой проблемой Института физических проблем был жидкий гелий.

Тут будет много вопросов. Почему гелий? И почему жидкий? И главное - чем объясняется переход Капицы от сверхсильных магнитных полей, принесших ему мировую славу, к проблемам простейшего одноатомного газа без цвета, без запаха, к тому же химически недеятельного, почти инертного?

Казалось, гелий достаточно изучен. Ничто не предвещало крупных неожиданностей, сответствующих размаху Капицы.

Гелий, солнечный газ, был открыт в шестидесятых годах прошлого века в спектре Солнца. С тех пор вплоть до наших дней этот факт преподносится широкой публике как одно из классических подтверждений могущества научного метода. Школьникам на уроках физики рассказывают, что обнаруженная в спектре Солнца ярко-желтая линия гелия долго не отождествлялась ни с одним из земных элементов до тех пор, пока английский ученый Рамзай не выделил таинственный "солнечный газ" из в общем-то заурядного земного минерала - клевеита.

Было время, когда практический интерес к гелию вдруг повысился в связи с возможностью использовать его для наполнения дирижаблей: гелий не горит, а водородные дирижабли расстреливались из стрелкового оружия в позиционной войне четырнадцатого года, гибли в ночных полетах над Лондоном, под Верденом, на Ипре. Есть страшные фотографии и кадры старых кинохроник. На них пылающие дирижабли, как пылающие жирафы с картины безумного сюрреалиста, символы неуклюжих идей и надежд начала века.

Использование гелия для летательных аппаратов - проблема скорей инженерная, чем научная. Капицу интересовало другое обстоятельство.

При нормальном давлении гелий начинает превращаться в жидкость при температуре, близкой к абсолютному нулю, точней - всего лишь на 4,2 градуса выше. Это самая холодная жидкость.

Жидкий гелий прозрачен. Даже в сравнении с самой прозрачной, не водопроводной, а ключевой водой он не заметен. Его можно видеть только на очень близком расстоянии. Но в этом еще нет ничего удивительного. Чудеса начались с того, что, изучая свойства жидкого гелия, Камерлинг-Оннес обнаружил, что гелий имеет два состояния.

Первое состояние существует до температуры 271СС. Это кипящая жидкость. Даже рассеянный свет заставляет ее кипеть. При температуре ниже на два градуса модификация гелия меняется. Оставаясь жидким, гелий-I переходит в гелий-II.

Гелий-II уже не кипит. Его свободная поверхность, совсем как вода в стакане, вполне неподвижна. Чтобы защитить жидкий "солнечный газ" от тепла, его хранят в специальных сосудах. И как все это выглядит, рассказал корреспондент Всесоюзного радио, объяснения которому давал сын Петра Леонидовича Капицы - Сергей Петрович. Ниже приводится канонический радиотекст.

Радиорепортаж из института физических проблем

(Сначала короткое введение в суть вопроса, затем мы слышим музыку, очевидно соответствующую характеру физики низких температур, потом - голос диктора.)

Диктор. Вначале нам хочется продемонстрировать вам, как действуют температуры на механические свойства вещества. Опыт проводит доктор физико-математических наук Сергей Петрович Капица.

Корреспондент. Мы подойдем поближе к столу экспериментатора. Здесь расставлены круглые блестящие шары. Это сосуды дьюары. Они напоминают термосы, сделанные из двойного стекла, а из пространства между стенками выкачен воздух. В них хранятся жидкости при низких температурах.

Капица. Вы слышите звук свинцового колокольчика, который теплый и незамороженный. Сейчас я его заморожу.

Корреспондент. Что вы льете, Сергей Петрович, в этот сосуд?

Капица. Я лью жидкий азот.

Корреспондент. А почему он так кипит?

Капица. Потому, что он гораздо холоднее, чем все окружающее, и все окружающее кажется для него теплым, и потому он нагревается и при этом кипит, как вода в чайнике.

Корреспондент. А сколько градусов в жидком азоте?

Капица. Почти 200 градусов ниже нуля. Такого мороза на земле никогда не бывает. Вот кипение кончилось. Колокольчик замерз. Теперь колокольчик звонко звенит. Он вместо того, чтобы стать пластическим, стал упругим, жестким металлом.

Корреспондент. А это что такое, Сергей Петрович?

Капица. Резиновый колокольчик. Он совсем не звенит, если я болтаю его в незамерз-шем состоянии. Заморозим резиновый колокольчик.

Резиновый колокольчик замерз. Резина тоже изменила свои свойства. Стала жесткой, почти как эбонит. Теперь ее можно обрабатывать, резать, она потеряла всю свою гибкость. Так действует температура на механические свойства вещества. Однако и сам жидкий азот обладает тоже интересными свойствами, которые можно продемонстрировать в простом опыте. Вот у меня здесь маленький ручной пистолет - хлопушка такая. Я наливаю в него жидкий азот и затыкаю пробкой. Постепенно азот начинает испаряться и развивает очень большое давление. Таким путем можно вообще получить давление до 1000 атмосфер. Ну конечно, в этой хлопушке... Вот она выстрелила, давление расширившихся газов выбросило пробку из ствола. Давление, которое можно получать у жидких газов таким способом, используется в технике. В частности, таким образом можно создавать то большое давление, которое обычно имеют в баллонах со сжатым газом. Испаряя сжиженный газ в специальных газификаторах, вы сразу получаете сжиженный газ при комнатной температуре очень высокого давления. На таких простых опытах мы постарались показать вам те свойства, которые приобретают вещества, охлажденные до глубокого холода, до температур, которыми обладают сами газы, находящиеся в жидком состоянии.

Корреспондент радио уже сказал, что жидкости при низких температурах хранятся в дьюарах. Но все-таки это непросто термосы шаровидной формы. Обычный четырехцилиндровый дьюар состоит из двух пар спаянных стеклянных цилиндров. В цилиндры заливают жидкий гелий, в пространстве между ними - жидкий азот, его температура - минус 196 градусов. Азот защищает гелий от постороннего тепла, но недостаточно надежно.

Сверху стенки дьюара приходится еще и серебрить. Оставляют только узкую смотровую щель, чтобы вести наблюдения. Но все равно жидкий гелий испаряется слишком быстро. Гораздо быстрей, чем нужно было Капице для эксперимента.

Попробовали изменить объем цилиндров. Но в маленький цилиндр вмещалось слишком мало гелия, а в большом слишком увеличивалась поверхность испарений. Институтский стеклодув Александр Васильевич Петушков предложил сделать дьюар шаровым.

В Музее восточных культур, в витринах антикварных магазинов всегда выставлено огромное количество шаров, вырезанных из кости. Откуда их столько - непонятно. Шары вырезают так, что внутри самого большого перекатывается несколько мал мала меньше. Матрешки из слоновой кости - странная нелепость, но говорят, будто над одним таким шаром-матрешкой мастер работает десятилетиями. По непонятному недоразумению шары эти до сих пор считаются произведениями искусства, не иначе как для поощрения прилежания и усидчивости. Может, это и разумно. Но как вдуть в один четыре стеклянных шара?

При изготовлении дьюаров допуски определяются долями миллиметра, и самые обычные четырехцилиндровые дьюары, "похожие на термосы", - вершина стеклодувного мастерства.

Петушков начал с самого большого шара. Сделал. Дал ему остыть. Со вторым, который поменьше, было трудней.

В узкую горловину только что остывшего большого шара Петушков внес на конце стеклодувной трубки комок раскаленного стекла. Нужно было быть очень осторожным. Чуть что - и слипнутся стенки, а замешкаешься - стекло остынет и затвердеет, не успев принять нужных размеров. В такой работе нет измерительных приборов, только легкие. Дыхание измеряется микронами.

Но вот второй шар лег в первый. Потом третий. Внутрь третьего - четвертый.

Петушков сделал для Капицы три уникальных дьюара. Они похожи на большие елочные шары. У человека, незнакомого со стеклодувным мастерством и не работающего в лаборатории, они не вызовут симфонии чувств. Просто веселые зеркальные шары. Один такой шар стоит в кабинете Петра Леонидовича на книжном шкафу рядом с терракотовой Нефертити и макетом лунника.

Низкая температура сжижения гелия объясняется тем, что силы сцепления между его атомами так ничтожны, что даже самого слабого теплового движения достаточно, чтобы помешать им объединиться в жидкость. Именно поэтому жидкий гелий самая холодная и еще самая упрямая жидкость. Сколько его не морозили при обычном давлении, он не превращался ни в лед, ни в снег, как другие газы, кислород или водород, например. Зато, понижая температуру жидкого гелия, обнаруживаются удивительные свойства.

Было замечено, что если налить жидкий гелий в сосуд, разделенный перегородкой на две части, то два разных уровня сами собой уравняются. Жидкий гелий тонкой пленкой перебирался из одного сосуда в другой. Толщина такой пленки составляет миллионную часть дюйма, а скорость движения достигает 30 сантиметров в секунду.

Жидкий гелий - прозрачная и легко подвижная жидкость. На всю глубину в ней просматриваются мелкие пузырьки. Но как только температуру жидкого гелия понижают до - 271°, с ним происходит нечто абсолютно неожиданное. Гелий вдруг делается совершенно прозрачным и спокойным. В нем нет пузырьков, как в газированной воде, и, по мнению доктора физико-математических наук Шальникова, специалиста по жидкому гелию, при таких температурах он выглядит совсем как "мертвая вода из волшебной сказки". Согласно более сухой терминологии, говорят, что при температуре - 271°С жидкий гелий испытывает фазовый переход второго порядка, превращаясь из гелия-I в гелий-II. Мы уже говорили об этом.

Первые указания на удивительное свойство гелия пришли в 1935 году из лаборатории Камерлинга-Онесса. Доктор Кеезом вместе со своей сестрой мисс Кеезом открыли, что Не-II очень хорошо проводит тепло. Экспериментируя с капиллярной трубкой, наполненной Не-II, они обнаружили, что Не-II проводил тепло в 200 раз быстрее, чем медь.

Это явление очень заинтересовало Капицу. Почему тепло так быстро передается в Не-II? Капица предположил, что быстрая теплопередача в Не-II связана не с удивительной теплопроводимостью, а с движением самой жидкости. Если это так, то Не-II должен иметь очень низкую вязкость. Иначе не сходятся концы. Тут все просто. И не требуется никакого математического аппарата. Пугаться не нужно.

Если теплопроводность можно рассматривать как способность атомов передавать свои колебания друг другу (чем значительней это свойство, тем значительней теплопроводность), то при увеличении теплопроводности естественно ожидать увеличения вязкости, верно ведь - у нефти большая вязкость, чем у водопроводной воды, но никак не наоборот.

Из самых повседневных наблюдений ясно, что вязкость вещества тем больше, чем лучше распространяется в нем тепло. Это действительно так. Можно остановиться и подумать.

Получается, что гелий вроде бы исключение. А почему?

Трудно поверить, что ни один ученый до Капицы не сталкивался с этим противоречием. Вполне возможно, многие сталкивались, но проходили мимо. Так было, так будет. Есть противоречия, на них случайно обращают внимание и закономерно проходят мимо. Капица остановился.

Первые же подсчеты показали, что вязкость гелия-II должна быть значительно меньше той, которая была измерена канадцами. Но это теоретически. А практически малую вязкость попробуй измерь.

Капица пропускал Не-II между двумя полированными кварцевыми дисками с зазором в полмикрона. И вот тут-то выяснилось, что Не-I едва протекает в такую щель, а Не-II протекает почти мгновенно. Капица пришел к удивительному заключению, что вязкость Не-II составляет одну десятитысячную вязкости водорода (сравнивать с водой не стоит потому, что слишком много нулей). На основе этих измерений Капица предположил, что Не-II вообще не имеет вязкости, и ввел в физику новое явление, которое назвал сверхтекучестью.

Не без гордости рассказывал Капица на общем собрании Академии наук:

"Нам удалось построить вискозиметр (прибор для измерения вязкости) с очень узкой щелью, всего в полмикрона, через которую протекал гелий. Поставив опыт таким образом, можно было в значительной мере избежать вредного влияния вихрей, и тогда удалось показать, что наблюдаемая вязкость гелия-II была по крайней мере в тысячу раз меньше прежде определяемой".

Было замечено, что при течении сквозь узкую щель гелий ведет себя так, как будто его вязкость равна нулю, хотя в других экспериментах обнаруживает вязкость. Действительно, странное вещество.

Капица проделал такой опыт. Он приготовил сосуд с подвижной вертушкой, помещенной так, что поток жидкого гелия, вытекающий из сосуда, должен был отклонять вертушку. Сосуд был наполнен жидким гелием и помещен в гелиевую ванну.

Гелий в самом сосуде Капица нагревал лучом света, направляя его на зачерненную поверхность сосуда, совсем так же, как мальчишки в солнечные дни пускают зайчиков.

Вертушка стала поворачиваться. Значит, из сосуда вытекал гелий. Но удивительное дело - уровень в сосуде не уменьшался! Гелий вытекал, а сосуд оставался полным. Попробуйте поверить, что может быть такое. Мистика.

Работа эта чисто экспериментальная, выполнена в излюбленной капицинской манере. Рассказать о ней более подробно затруднительно. Тут уместней всего привести слова Капицы о том, что оценить методику работы, технику опыта, точность измерений для человека, не работающего в лаборатории и к тому же в данной области, очень трудно. Он говорит: "...так же трудно, как человеку, любящему и понимающему музыку, но не музыканту, оценить технику исполнения музыкального произведения, хотя это ни в коей мере не мешает ему наслаждаться музыкой, любить ее и интересоваться ею".

Работы Капицы по определению вязкости жидкого гелия вызвали множество критических замечаний. Оппонентам не понравился вискозиметр с узкой щелью. Канадские физики, большие доки в проблемах жидкого гелия, считали, что значение вязкости, полученное в "физпроблемах", занижено. Были и другие возражения. Более менее авторитетные, но, как оказалось, несостоятельные. Капица открыл новое явление. Основываясь на проведенных исследованиях, или, как говорит Петр Леонидович, "на наблюдениях", он предложил - "принять гелий-II идеально текучей жидкостью".

Он первый обнаружил, что вязкость гелия-II настолько мала, что по аналогии со сверхпроводимостью и ныне и присно и во веки веков ее следует именовать сверхтекучестью.

Академик Петр Леонидович Капица - экспериментатор. Он провел эксперимент, открыл явление. За объяснение природы сверхтекучести взялся академик Лев Давыдович Ландау.

Лев Давыдовым Ландау - ученый, первый объяснивший явление сверхтекучести, рядом с ним Нильс Бор

- Я не бывал в лаборатории Капицы, - рассказывал Ландау.- Я не люблю делать ученый вид там, где я ничего не понимаю. Мы познакомились с Петром Леонидовичем еще в Англии. Знакомство продолжалось в Харькове и в Москве, но именно в эти годы начинается наше тесное научное сотрудничество, насколько тесным оно может быть у экспериментатора и теоретика. В 1938 году Капица открывает поразившее тогда умы многих явление сверхтекучести - я объяснил это явление теоретически. Мы часто встречались тогда и подолгу разговаривали. От него я узнал много такого, что ни от кого не смог бы услышать.

В 1941 году Лев Давыдович Ландау создал теорию сверхтекучести гелия-II. Теория эта базируется на представлении о том, что вблизи абсолютного нуля состояние всякого тела можно описать с помощью "газа квазичастиц". Это я мог вычитать из вузовского курса физики. Но мне хотелось послушать специалиста-теоретика, узнать подробности решения. Как он объяснит сверхтекучесть.

Разговор с теоретиком

Утром Теоретик принимал экзамен у аспирантов. Домой пришел не в четыре, как обещал, а в пять.

- Посмотри, на кого ты похож! - сказала жена Теоретика.

"- Ладно, - сказал Теоретик.

Теоретику - тридцать пять. Он доктор физико-математических наук, ученик Ландау. Наши общие знакомые долго уговаривали его объяснить мне сверхтекучесть. Наконец он согласился. Мне передали, он сказал: "Ладно, я буду отвечать, если он будет задавать мне глупые вопросы".

Надо отметить, что все теоретики школы Ландау отличаются заботливой вежливостью ко всем не физикам и даже к физикам, но другой школы.

Чтобы я не очень стеснялся, Теоретик, усевшись с ногами на тахту, похвастался, что готов объяснить эту фундаментальную сверхтекучесть любому школьнику, причем во время объяснения не напишет ни одной формулы.

- Тут ведь какая вещь... - закуривая сигарету, начал он. - Аппарат на уровне гидродинамики. Глупости. Но вот положения, которые привели к объяснению явления, действительно очень глубокие. Метод описания простой: две жидкости. Одна сверхтекучая, другая обычная... Нормальное вязкое движение гелия, это ж как движение газа элементарного возбуждения относительно самого гелия... Понятно?

Чтоб не прерывать ход его мыслей, я смалодушничал, сказал: "Понятно". Теоретик кивнул:

- В этом смысле вообще-то гелий, конечно, не есть сумма двух жидкостей. Он же сделан не из сверхтекучей и обычной жидкости, верно?

Тут он замолчал надолго.

- Пожалуй, нужно написать одну формулку...

Я обрадовался, что зазнайство наказано.

- Или буду говорить много слов, - не сдавался Теоретик, - фононы, элементарные возбуждения...

Когда мы прощались, он сказал:

- Все это просто, как апельсин. Вот если бы вы попросили объяснить сверхтекучесть кого-нибудь из боголюбовских учеников, - это да. Вот там было бы гораздо солидней.

Теоретик зажмурился, начал тихо-тихо хихикать:

- Там были бы функции корреляций, ой...

Я не знаю, что такое функции корреляций. Я не стал спрашивать. И не пожалел. С какой стати физику дома после службы говорить о физике? Это тяжелая работа уже хотя бы потому, что ее не объяснишь каждому.

И все-таки как объяснить природу жидкого гелия, пусть на пальцах, только верно?

Согласно законам классической механики все тела по приближении к абсолютному нулю должны отвердевать: атомы занимают фиксированные положения.

Все вещества затвердевают раньше, чем начинают проявляться их квантовые свойства, свойства отдельных атомов и молекул. Исключением является гелий. Гелий становится квантовым веществом до отвердевания. Благодаря жидкому гелию природа смогла доставить физикам удовольствие изучать квантовую жидкость.

Согласно этой теории, созданной Ландау, гелий-II может одновременно находиться в двух движениях, о чем и пытался рассказать без формул Теоретик, к которому я пришел домой. Утверждение о наличии двух движений, по мнению приверженцев классики, противоречит здравому смыслу, но его нужно принять хотя бы потому, что без него ясней не будет. Дело в том, что в случае движения обычной жидкости, воды например, можно дать полное описание движения, измеряя распределение скоростей в потоке.

В случае жидкого гелия одного направления недостаточно. Эта ситуация изображается с помощью аналогии, названной двухкомпонентной моделью. По этой модели гелий-II состоит из двух жидкостей, и они могут двигаться одна сквозь другую без трения.

На самом деле, конечно, есть только одна жидкость. Двухкомпонентная модель - аналогия.

Два типа движения в Не-II имеют абсолютно различные свойства. Одна из компонент движется так, будто у нее нет вязкости. Ландау назвал ее сверхтекучей компонентой, а другая компонента движется, как обычная вязкая жидкость, она была названа нормальной. Нормальная компонента переносит тепло, в то время как сверхтекучее движение не сопровождается теплопередачей. В некотором смысле допустимо сказать, что нормальная компонента и есть сама теплота. Это достаточно строго.

Получается, что теплота приобретает в Не-II нечто вроде независимости. Она отделяется от вещества. Она как бы сама по себе.

Такие представления слишком отличаются от обычных представлений о теплоте как о хаотическом движении атомов, неотделимых от всей массы, вещества. Но что делать - эти представления, какими бы нелепыми они ни выглядели на первый взгляд, объясняют результаты экспериментов с жидким гелием. Уже хотя бы поэтому их нужно принять.

Что же происходит в опыте с вертушкой, когда гелий, вытекая из сосуда, вращает вертушку, а уровень в сосуде не меняется?

Согласно теории, вытекает из сосуда и вращает вертушку нормальная компонента, но сосуд остается полным потому, что в это же время в него вливается сверхтекучая компонента.

Для того чтобы подтвердить это объяснение, в 1940 году Капица провел эксперимент, считающийся одним из самых элегантных экспериментов современной физики.

Явление сверхтекучести сложно для понимания неспециалиста. Объяснение на пальцах, или, как говорят теоретики, на уровне - "для пешеходов" неубедительно. К тому же современная физика - наука узких специализаций помимо того, что все физики делятся на экспериментаторов и теоретиков.

Теоретики на экспериментаторов смотрят снисходительно. Но эту картинку нарисовали сами теоретики, изобразив oсебя в тот самый момент, когда Дау сказал...

Принято считать, что теоретики относятся к экспериментаторам скептически, а всякий уважающий себя экспериментатор не может серьезно говорить о теоретиках.

Чтобы человеку стороннему были понятны эти отношения, обычно приводится цитата из Макса Борна.

"Естественно, - пишет Макс Борн, - что человек должен рассматривать работу своих рук или своего мозга как полезную и важную. Поэтому никто не будет возражать ревностному экспериментатору, хвастающему своими инструментами и до некоторой степени смотрящему свысока на "бумажно-чернильную" физику своего друга-теоретика, который в свою очередь гордится своими возвышенными идеями и презирает грязные пальцы другого".

Мнение директора "Физпроблем" аналогично. Только выражено оно несколько иначе. Менее академично. Капица говорит:

- Молодой человек и барышня должны подбираться по вкусу. Жизнь помогает им: устраиваются танцульки, вечера, чтоб люди могли встречаться. В этом большая философия. Мы тоже должны продумать упорное сближение теоретиков и экспериментаторов.

Петр Леонидович уверен, что каждый сотрудник института, независимо от того, кто он - теоретик или экспериментатор, должен считать свою работу самой важной, "и если дирекция это не понимает, то она вообще ничего не понимает. Нельзя разубеждать человека в важности его работы, ибо иначе он перестанет работать".

Создавая свой институт, Капица считал подбор кадров основным вопросом. До сих пор на работу в "Физпроблемы" принимает сам директор.

- Я чувствовал, что те организационные формы научной работы, которые приняты на Западе, неприемлемы у нас полностью, - говорил Капица. - Это обусловлено главным образом тем, что в нашей социалистической стране науке отводится особое место. В нашей стране за наукой признано значение одного из основных устоев развития культуры, ей отводится направляющее значение в развитии нашей техники и народного хозяйства. Поэтому организация науки должна быть у нас более целеустремленной, чем мы видим в капиталистических странах...

Капица уверен, что в большой науке больших успехов может добиться только глубоко одаренный, творчески относящийся к работе человек. Таких людей в науке не много. Их не может быть много. Как не может быть в стране много крупных, всемирно известных писателей, композиторов, художников. Но, имея таких людей, необходимо поставить их в условия, при которых максимально использовались бы их силы.

С самого начала в Институте физпроблем были установлены удивительные порядки.

Прежде всего административно-управленческий аппарат института был сокращен до минимума. Началось с мелочей. Вместо девяти штатных пожарников устроили электрическую сигнализацию и организовали добровольную пожарную дружину. Кончилось тем, что Капица победил Наркомфин, доказав необходимость упрощенной финансовой системы. Функции отдела кадров взял на себя он сам, а вместо пяти бухгалтеров оставил одного опытного, но и того во время авралов, когда не хватало лаборантов, использовали на вспомогательных работах. Оказалось, бухгалтеры очень аккуратно записывают показания приборов и вполне прилично считают на счетах.

В докладной записке в Наркомфин Капица спрашивал наркома финансов: "Сколько можно отпустить средств И. Ньютону под его работу по вопросу всемирного тяготения?

Неужели, товарищ Нарком, когда вы смотрите на картину Рембрандта, вас интересует, сколько Рембрандт заплатил за кисти и холст? Зачем же, когда вы рассматриваете научную работу, вас интересует, во сколько обошлись приборы или сколько материалов на это истрачено?

Если научная работа дала значительные результаты, то ценность их совершенно несоизмерима с материальными затратами".

Создавая свой институт, Капица исходил еще из того, что нельзя предписывать способ работы; Дирак и Пуанкаре строили теории, гуляя по парку, а Лоренц регулярно садился за стол. "Прежде было распространено мнение,- говорил Капица, - что дисциплина нужна для того, чтобы заставить человека работать. Это мнение неправильно и его надо искоренять. Если это так, то такого человека надо гнать. Дисциплина нужна, чтобы люди согласованно работали. Например, на войне дисциплина в армии нужна для того, чтобы была согласованность действий, но драться человек будет хорошо если знает, за что дерется".

Он всегда знал, за что драться. Мне рассказывали о нем разные люди. Влюбленные в него, восхищенные им. Были обиженные. Говорили, что он бывает груб. Может ни за что ни про что сказать такое... Есть примеры.

Он бывает субъективным в отношениях. В оценках. Не всегда достаточно мягок. Недостаточно гибок. Он не любит обещать, говорит: "Обнадеживать не буду. Смогу - сделаю", но говорит такое не часто, и, по мнению людей мягких, вполне черствый человек.

Один бывший его аспирант рассказывал, что Капица не обращает внимания на тихих людей. Для того чтобы он обратил внимание, нужно сделать что-нибудь необычное.

- Ну, например, разбить в институте все окна, - сказал аспирант, подумал и добавил: - Или, по крайней мере, прийти пьяным на заседание Ученого совета.

Я слушал обиженного аспиранта и знал наверняка, что он никогда не будет бить окна и не придет на заседание Ученого совета пьяным.

Каким же бывает Капица? Действительно ли ему нравятся только неспокойные люди? Пожалуй, так. Вот что рассказал о Капице академик Алиханов.

Как сдавать экзамен Капице?

- Из всех экзаменов, - сказал Алиханов, - сильней всего я запомнил один. Запомнил я его настолько четко и ясно, что вряд ли помню другой какой-нибудь экзамен с такими деталями.

Экзаменовать меня должен был Николай Николаевич Семенов. Надо сказать, что отношения между преподавателями и студентами в те годы были проще нынешних.

Я должен был прийти к Николаю Николаевичу домой, в профессорский корпус. Предварительно я, разумеется, прочитал все книги курса и был вполне убежден, что сдам легко и просто.

В тот раз я очень сильно ошибся. Когда я пришел к Семенову, он был не один. С ним был не знакомый мне человек. Говорили, что приехал из Англии Капица. Я понял - это Капица.

Николай Николаевич дал мне задание. Капица тоже дал задание. Вижу, дело серьезное. Настроение падает, уверенность в себе пропадает.

Они начали спрашивать меня, и каждый начал давать задачи одну за другой. Я совсем растерялся, но потом сообразил, в чем дело. Я, оказывается, был передаточным звеном. Они экзаменовали друг друга. Один старался подкузьмить другого. Я понемногу осмелел.

Помню, одна из задач, которую мне дал Капица, была такого сорта, что, реши мы ее тогда, циклотрон был бы изобретен года на два раньше.

Я не помню, сколько времени мне пришлось сдавать тот экзамен, но, когда я получил зачет и ушел, мне показалось, что экзамен длился весь день. Я был чрезвычайно утомлен, но доволен. Все-таки интересно сдавать экзамен двум таким китам, когда они стараются подкузьмить друг друга.

После этого экзамена мне еще не раз приходилось сталкиваться с Капицей. Однажды мы с ним поцапались. Это тоже было в Ленинграде.

Мы с Курчатовым собирались строить циклотрон. И вот Петру Леонидовичу было поручено выяснить, чем занимается молодежь. Действительно ли дело делают или нет.

Мы с Курчатовым доложили ему свои соображения. Капица сказал, что все это ни к чему и вообще мы не понимаем, чего хотим. Он человек прямой и резкий, слов особенно не выбирает.

Ну, мы, конечно, стали спорить. Я тоже начал отвечать ему в его же духе.

Не знаю, это ли обстоятельство или что другое понравилось Капице, но он потащил меня к себе домой, угостил коньяком, и мы наш вопрос благополучно решили.

Значение Капицы - ученого определено. Учпедгиз вправе поместить его краткую биографию сразу во все курсы физики, а Министерство просвещения - дать указание вывесить во всех школах его портрет. При орденах, анфас или в профиль.

Широкая публика, увидев его портреты, будет думать, что вот теперь-то Капица достиг всего, о чем мечтал, и вполне счастлив. Не надо так. Он всегда был счастливым своей увлеченностью и от других по мере сил требовал такой же увлеченности, потому что сам никогда не был увлечен наполовину. Он смеется: "Каждый муж думает, что его жена самая красивая, совсем так же каждый должен считать, что его работа самая важная".

Директорские дела всегда отнимали у Капицы много времени. Но каждый день он в лаборатории потому, что уверен: только когда работаешь сам, можно добиться настоящих результатов.

Он говорит: "Чужими руками хорошей работы не сделаешь. Человек, который издали руководит научной работой, не может быть большим ученым".