Глава седьмая, о том, как науки художествам пути показывают, а художества происхождение наук ускоряют

Электронно-счетные машины пишут вполне приличные стихи. Если бы час машинного времени стоил чуть дешевле, в современной поэзии, наверно, началась бы инфляция. Машины рифмуют и в принципе могут выдавать продукцию на любую заданную тему. Под Маяковского, под Есенина, к Новому году, к Первому мая, ко Дню железнодорожника.

Когда есть что брать за основу, машина выдает вполне профессиональную копию.

Поэты сердятся, называют себя "лириками", а тех высокооплачиваемых циников - физиками. Это очень смешно. Очень, потому что в начале века художники вполне натуралистического, сейчас уже не принимаемого всерьез направления, совсем так же поносили фотографию. Только они называли себя мастерами, а "тех" - химиками.

В наше время нет четких граней между искусством и наукой. Пожалуй, их никогда и не было. Не нужно их искать. Если бы Пушкина учили математике, он был бы, возможно, Гауссом.

На самом переднем крае, там, где ищется суть, где не известно, с какой стороны подступиться, не известно, каким аппаратом пользоваться, а явление есть и его нужно объяснить, большой математик или физик мало чем отличается от большого поэта или композитора. В чем отличие, когда и в том и другом случае явление непонятно. Оно есть и его нет. Оно не открыто. Потом определятся границы, откроется огромная страна и свод ее законов - ее аппарат, Придут "аппаратисты". В искусстве их называют исполнителями. Есть великие исполнители. Но это уже другая плоскость.

Мне не нравится слово "творчество". В последнее время его затаскали. Есть техническое творчество. Есть научное творчество, есть театральное творчество, есть народное творчество. В бутылках вырезают парусные кораблики - это, говорят, тоже творчество. Что же такое творчество? Наверное, не только такая работа, когда наперед не известно, сколько уйдет времени и что из всего этого получится.

Просто хороший мастер мечтает сделать вещь так, как делали такие вещи до него хорошие мастера, а творчество - это когда обязательно нужно делать по-своему. Хуже, лучше, но по-своему. И еще творчество сродни спорту. В творчестве тоже рано или поздно нужно уступать лыжню, делать шаг в сторону, пропуская того, кто идет с лучшим временем. И тут тоже не помогут ни старые титулы, ни медали. Творчество - всегда тревога.

В этом смысле ученый беззащитен. Он должен быть готов рано или поздно сделать шаг в сторону. Общих правил нет, но делать этот шаг нужно с достоинством. С достоинством не легче, но красивей. Утешаться можно лишь тем, что нет ничего омерзительней зазнавшегося чемпиона.

Однажды в детстве в маникюрном зале первой парикмахерской против Центрального телеграфа, сидя рядом с мамой, я видел прославленного хавбека из нашей футбольной сборной. Он сидел уже выбритый, завитой, опустив большую руку в тазик с мыльной водой. Ногти на другой руке ему покрывали перламутровым лаком.

В дверях толпились любопытные, наверное болельщики, и смотрели на хавбека. Хавбек их категорически не замечал. Я вижу его румяное лицо и завитую голову, я бы мог расписать его подробней, мне это ничего не стоит, потому что именно таким же я представляю себе одного незнакомого мне, но солидного физика-теоретика, который вдруг почувствовал себя не ученым, а именно физиком. Может быть и такое.

Я понимаю, доктор физико-математических наук не покрывает ногти перламутровым лаком, но выражение лица у него должно быть хавбековское. А то разве, подумав, мог бы он написать такую фразу:

"...В наши дни молодежь идет в науку потому, что она находит здесь радость постижения истины, творчество, значительность идей, смелость фантазии... А ведь все это молодежь могла найти и в искусстве, но, видимо, не всегда находит".

Нужно очень зазнаться, чтоб написать такое. Но если б это было мнение только одного доктора. К сожалению, он не одинок. Так думают многие его коллеги. Так говорят, и вроде им это положено, физики-чемпионы. Физики имеют право, они во всем разбираются с легкостью и вещают. Странное дело, почему забывается, что наука и искусство - одно целое, один сложный и неделимый организм. Уже двести лет назад большому физику Михаилу Васильевичу Ломоносову было ясно, что науки художествам пути показывают, а художества происхождение наук ускоряют. А теперь некоторые считают, что в науке творчество, а в искусстве творчества нет.

Разве такая ситуация реальна? Если вдруг исчезает смелость идей в искусстве - значит, в науке она исчезла еще раньше. Физикам не нужно отделять науку от искусства, даже не потому, что, кроме физики, есть и другие науки, генетика например, Где еще пять лет назад молодежь вроде бы не могла найти "значительность идей", а просто потому, что деление на науку и искусство очень условно.

Полвека назад молодежь вроде бы не находила радости творчества в науке, а находила в инженерии. А еще полвека назад хорошо было быть гусаром. А вот начала расцветать медицина, определилось несколько фундаментальных направлений - и на наших глазах возрастает процент молодежи, желающей лечить людей.

Спрашивается: хорошо ли ищут те, кто идут в модное направление? Сегодня - в физику, завтра - в биологию. Они ли определяют положение дел, приходя на готовое? Разве нужно ориентироваться на модные приливы и отливы. Перспективность и мода не одно и то же. Мне вот, например, очень нравится, что Капица пришел в физику, когда на всю Россию было только сто физиков и молодежи вроде бы нельзя было найти в ней ни "значительности идей", ни "смелости фантазии". Это уже потом выяснилось, что можно было. А тогда ему никто не советовал так, как советуют сейчас молодым людям, идущим в физику. Он шел сам. Только потом, став большим ученым, он понял или почувствовал, что оснащение научных лабораторий мощными техническими средствами - объективная потребность времени.

Работы Капицы характерны для эпохи даже не результатом, не самим решением, а подходом к решению, стратегией эксперимента. Не случайно, сразу же после первых испытаний советской атомной бомбы Капица был назван на Западе "русским атомным царем".

Паустовский, Андроников, Капица

Я вертел в руках книгу "Капица - русский атомный царь". Есть английское издание, французское, немецкое. Внешне книжка выглядит очень забавно. Красная обложка. Белый глянцевый супер. На супере на фоне закатного солнца серый атомный гриб. Внизу сквозь облака проглядывает земля, и над землей слева профиль Петра Леонидовича. На обратной стороне обложки краткая биография, обещающая читателю массу интересных подробностей, приблизительно в таком ключе: Петр Капица - русский физик, сын генерала старого режима, был любимым учеником Резерфорда, но бежал из Кембриджа, чтобы подарить своей стране самое страшное оружие современности... Черный демон науки... от взгляда которого трепетали все, начиная от лаборанта и кончая премьером Джозефом Сталиным.

Автор "Атомного царя" в науках разбирается слабо, учителем Капицы называет Перельмана, того самого, которого читают любознательные десятиклассники. Зато много пишет о пикантных женщинах, встречах в ГПУ и специальную главу посвящает "костюмированному балу у Капицы".

Книга жуткая. Даже Павел Евгеньевич Рубинин, систематически читающий все московские толстые журналы от корки до корки с публицистикой и "очерками наших дней", не мог прочесть больше половины, потому что "такую клюкву трудно представить".

Петр Леонидович собирался передать дело в суд. Потом плюнул. Костюмированных балов он никогда не давал и атомным царем не был.

Сразу после войны Капица занялся электроникой больших мощностей.

"Электроника больших мощностей" - его термин. Вообще электроника маломощна. Радиолампы, телевизионные трубки, фотоэлементы - вот практический выход обычной электроники. Но, по определению, она охватывает все физические явления, связанные с прохождением электрического тока через газ.

Успехи электроники были обусловлены тем, что при прохождении электронов через газ движение осуществляется почти без потерь и движением этим можно управлять. Это очень заманчиво, но из-за своей слабосильности электроника выполняет чисто "интеллектуальную" работу. Большие нагрузки ей не под силу.

Сложилось положение, когда, по мнению Капицы, стоит вспомнить, что электротехника, прежде чем перейти на службу мощной энергетике, тоже занималась сначала исключительно вопросами связи. Капица считает, что история может повториться и если сегодня маломощная электроника используется главным образом для радиосвязи, то ее будущее в энергетике.

"Электроника больших мощностей, - пишет Капица, - может решить ряд важнейших еще не решенных проблем электротехники, которые без нее не могут быть решены". Прежде всего, это такие проблемы, как передача огромных мощностей на большое расстояние с малыми потерями, получение интенсивных, хорошо направленных пучков электромагнитных волн, например для энергоснабжения спутников, прямое использование атомной энергии...

Так получилось, что, заинтересовавшись тематикой института, Берия признал работу Капицы неправильной, и через некоторое время в институте начала работать комиссия, которой надлежало найти недостатки.

Недостатки были найдены. Турбодетандерный метод отменили. Поршневые холодильные машины признавались более выгодными, чем турбины. Стиль работы Капицы признавался порочным. Петру Леонидовичу пришлось оставить свой институт.

Он работал у себя на даче на Николиной горе под Москвой. Постепенно его уволили со всех занимаемых должностей. У него были очень ограниченные средства и возможности, но он начал создавать лабораторию на Николиной горе.

Капица сам был фрезеровщиком и столяром, работал на токарном станке, делал приборы.

Лидия Михайловна Владимирова, соседка Капицы по Николиной горе, пошла к нему работать лаборанткой.

- Вообще-то я женщин в лаборатории не выношу, - сказал Петр Леонидович, - но мне очень нужны лаборанты. Так что давайте попробуем.

"Никакой работы он не гнушался,- вспоминает Лидия Михайловна. - Нужно пилить дрова - он пилил, нужно работать на станке - работал. Человек он аккуратнейший. Если он работает на станке, то вы можете быть уверены, что все инструменты будут на месте и вся стружка собрана".

Он жил и работал в четком ритме. Говорил: "Машина всегда должна быть в рабочем состоянии, чтобы в любую минуту подхватить нагрузку".

Он просыпался рано утром. Раньше шести. Работал, потом шагал километров по десять в любую погоду. Возвращался и снова работал уже до позднего вечера. Сначала в лаборатории, потом в кабинете. Что может сделать физик-экспериментатор без приборов?

В рабочем кабинете на Николиной горе

Капица изучал природу шаровой молнии, исследовал волновые процессы в движущихся тонких слоях жидкости. Эти его исследования привели к созданию количественной теории взаимодействия морских волн с ветром. И все-таки самой главной его привязанностью была электроника больших мощностей.

О том, как шли эти работы в дачной лаборатории, рассказал неизменный помощник Петра Леонидовича - Сергей Иванович Филимонов.

Хата-лаборатория

Дачная сторожка была превращена в хату-лабораторию. Ее еще называли ИФП - изба физических проблем. Состояла "изба" из двух комнат, кухни и гаража.

В механической мастерской были токарный, фрезерный, сверлильный и заточный станки. Недалеко от лаборатории стоял сарайчик, превращенный в столярную мастерскую. Отопление было печное, и только в последнее время водяное.

В такой лаборатории изучался принцип работы магнетрона, сделанного самим Петром Леонидовичем.

Места не хватало, поэтому к лаборатории была сделана пристройка, которую назвали трюмом.

Так как Николина гора расположена в 40 километрах от Москвы и в 12 километрах от железной дороги, ездить туда приходилось на автомашине; лимит бензина расходовался очень быстро, и потому решено было оставаться на горе с ночевкой. Для этого отводилась одна, а иногда и две комнаты.

Со временем появились шкафы с научными журналами и книгами. Пришлось занять еще одну комнату. Лаборатория наступала на жилой дом.

Однажды понадобилось серебро для изготовления прибора. Фондов на драгметаллы хата-лаборатория не имела. Пришлось использовать для этой цели серебряную столовую ложку.

Ровно без десяти два Анна Алексеевна звала на обед. А без десяти восемь - на ужин. После ужина смотрели телевизор или кино. Был свой кинопроектор.

В 1954 году лабораторию внесли в академический справочник и назвали Физической лабораторией. В 1955 году Физической лаборатории стало тесно на Николиной горе и ее перевели в настоящий ИФП, где она развивается и здравствует поныне.

Одной из интереснейших и важнейших задач электроники больших мощностей Капица считает передачу электроэнергии по волноводам.

В отличие от передачи по проводам в волноводе поток энергии проходит не по проводу, а внутри трубы.

Современная линия электропередачи при высоких напряжениях подвержена грозовым разрядам. Нужно строить сложные металлические или железобетонные опоры, дорогие и громоздкие. Много недостатков вытекает из того факта, что линию электропередачи нужно защищать от самых неожиданных механических повреждений.

При передаче энергии по волноводам ничего этого нет. Весь процесс происходит в трубе, которая может быть проложена под землей. Преимущество волновода заключается еще и в том, что, несмотря на высокое напряжение в нем, полностью отпадает вопрос изоляции.

В начале волновода стоит магнетрон, машина, трансформирующая постоянный ток в колебания высокой частоты. Колебания передаются по волноводу, а затем происходит обратный процесс: магнетрон, находящийся в конце волновода, преобразовывает высокую частоту в постоянный ток. Меняется сам характер передачи энергии. Магнетрон закачивает энергию в трубу, совсем как насос воду, и энергия льется по трубе. Если будет осуществлена мощная линия передачи по волноводам, то можно "ответвлять" от нее энергию, направлять ее по меньшим волноводам. А там ничего не стоит эту высокочастотную энергию использовать непосредственно на нагревание, например. Можно направить волновод в доменную печь, и энергия будет поглощаться непосредственно в печи, при этом нагревание сможет идти до очень высоких температур без применения каких-либо особых горелок или электродов.

Энергия высокой частоты может быть направлена по трубам в буровые скважины для разогревания грунта на больших глубинах. Но электроника больших мощностей открывает возможность передачи энергии и без волноводов - направленным лучом в свободном пространстве. Таким образом можно будет обеспечивать энергоснабжение спутников и постоянно действующих космических станций.

Если до сих пор электронные процессы не используются для развития мощной высокочастотной электротехники, то этому есть вполне веские причины: еще не полностью осознаны все возможности, скрытые в электронике больших мощностей; еще нет научного обоснования многих проблем, и физическая сущность явлений в электронных приборах исследована и осмыслена недостаточно полно; нет исчерпывающих методов расчета явлений и приборов. Исследования продолжаются.

В 1955 году Капица вернулся в Институт физических проблем. С тех пор большую часть своего рабочего дня он проводит в лаборатории. В директорском кабинете его можно застать только во второй половине дня. Все так же он считает, что чужими руками хорошей работы не сделаешь, сам работает в лаборатории, возится со своими приборами и "смотрит свысока на бумажночернильную физику своих друзей-теоретиков".

Как директор он не терпит в институте лишних людей. Эта его нетерпимость породила огромное количество всяких устных рассказов, где подчас невозможно отделить вымысел от действительности. Будто бы в первый день по возвращении в институт он возмутился, что у подъезда грязь. Валяются скомканные бумажки, окурки.

- Сколько у нас дворников? - спросил Капица.

Ему сказали:

- Три.

- А сколько платят дворнику?

- Шестьсот рублей.

- Двоих уволить. Одному платить тысячу восемьсот.

Сразу стало необыкновенно чисто.

Затем, поднявшись на второй этаж, Капица будто бы обнаружил полный состав отдела кадров и бухгалтерию. Он заинтересовался:

- Что делают эти люди?

- Подбирают вам кадры, Петр Леонидович. Финансируют ваши работы...

- Понятно. Устроить всем экзамен по экспериментальной физике, принимать буду я. А по теоретической физике примет Лев Давыдович Ландау.

Мероприятие было оформлено как техучеба. Слабоподготовившиеся могли подать заявление по собственному желанию, и это справедливо, потому что от людей, ведающих финансами или кадрами, пора требовать понимания, для чего они это делают.

Так ли было все на самом деле или, как в легендах, многократное повторение сделало действительность малоузнаваемой, мне не известно.

Знающие люди пожимают плечами, улыбаются. Далеко не все, что говорит Капица, записывается - это верно, как верно и то, что в "Физпроблемах" административный персонал сведен до минимума.

Казалось бы, Капица должен был ратовать за создание мощных, разветвленных институтов, с обширной тематикой и большим штатом исследователей - это современно. Но Капица враг огромных институтов. Он считает, что польза, приносимая научным учреждением, совсем не пропорциональна количеству сотрудников. Об этом часто повторяется на капишниках, на заседаниях Ученого совета. Об этом же вспоминалось и на чествовании Петра Леонидовича в день его семидесятилетия.

В газетах был опубликован Указ о награждении Капицы орденом Ленина. Его поздравляли, но не с развернутым шелком знамен и не под начищенную зубным порошком оркестровую медь.

Над сценой пламенел плакат:

"Только очень глупые люди не понимают шуток.

П. Л. Капица" Гости насторожились. Что еще придумали капицынские мальчики? Но вот они появились в зале Ученого совета с пионерским горном, под гром барабана, все свежевыбритые, все в красных галстуках, в коротких штанишках:

 Взвейтесь ракетой,
 Синие птицы!
 Многие лета
 Делу Капицы...
 Со скоростью звука,
 Звука второго,
 Все мы науку
 Двигать готовы. 

Это было весело. Потом уже весь зал - солидные академики, членкоры, профессора - начал подпевать:

Шествуй по свету 
поступью твердой,
Взяв эстафету 
у Резерфорда!
Ширится пламя, 
пламя костра.
Прочно, как камень, 
дело Петра! 

Но это было только начало. "Пионеры" выстроились на сцене под кварцевыми часами с точностью хода секунда в столетие. Начали приветствовать юбиляра по всем пионерским правилам. Члены Ученого совета в первых рядах подались вперед.

Все было, как в обычном пионерском приветствий, до тех пор пока не началась констатация научных заслуг юбиляра.

 Дяди Петины работы
 Знают даже обормоты.
 И заслуженные лавры
 Украшают лоб... 

Здесь наступило мгновенное замешательство, и пионервожатый, погрозив пионерам пальцем, сказал:

...Петра Леонидовича. 
Будем мы теперь стремиться 
Стать такими, как Капица, 
Мы в морях заменим воду 
Сверхтекучею водой, 
И она в водопроводы 
Потечет сама собой. 
Захотим - и всюду станут 
Преогромные магниты: 
Как включим - так враз притянут 
С неба к нам метеориты. 
Подожжем лучом планеты - 
Будет свет со всех сторон. 
Создадим для цели этой 
Ультрамощный магнетрон. 
За все атомы получим 
Кандидатов, докторов. 
А пока стихи мы учим, 
Дядя Петя, будь здоров! 

Песня и приветствия были исполнены на самом высоком уровне.

"Нам хотелось, чтобы стихи были веселые и не слишком злые, - говорил представитель коллектива авторов и исполнителей ученый секретарь "Физпроблем" член-корреспондент Алексей Алексеевич Абрикосов, про которого, к слову, на том же юбилее в пионерской песне было пропето, что "рядом с Абрикосом просто телята-кампрачукосы". Судя по всему, Абрикосову не было оснований сердиться. В тот вечер особым успехом пользовалась написанная им "Песня про двух ученых". Из-за сложности некоторых физических терминов и отраженных событий эту песню про Капицу и Семенова трудно воспроизвести. Поется она на залихватский мотив с присвистом и притопыванием. Многие считают юбилей формальным мероприятием. Но есть почерк Капицы - врага формализма. Он доверяет людям, с которыми делает одно дело. Ему нечего бояться, что кто-то скажет "не то". Он сделал много хороших дел, прожил много счастливых лет. Однажды он сказал, что чем крупнее человек, тем больше противоречий в человеке и в тех задачах, которые ставит перед ним жизнь; диапазон таких противоречий - мера человеческой ценности.

Эта мысль, помимо всего, хороша еще и тем, что применима к самому Капице. Он противоречивый человек, но диапазон противоречий в нем и в тех задачах, которые ставила перед ним жизнь, всегда был соизмерим с основными задачами и противоречиями эпохи. И наверное, лучше всего рассказ о Капице кончить историей, написанной студентами Московского физтеха:

"И был день, и была ночь. И была земля пуста и безлюдна. И не было на ней ни академии, ни институтов, ни научных работников, ни Большой Советской Энциклопедии.

В Ирбенском проливе Петр Леонидович встречал сына Андрея Петровича, вернувшегося из первой советской Антарктической экспедиции. Фотография сделана на верхней палубе

В Ирбенском проливе Петр Леонидович встречал сына Андрея Петровича, вернувшегося из первой советской Антарктической экспедиции. Фотографиия сделана в кают-компании 'Кооперации'

Архимед родил Птоломея. Птоломей родил Галилея. Галилей родил Фарадея. Фа-радей родил Резерфорда. Резерфорд родил Петра Леонидовича Капицу. И увидел Вор (Нильс Бор - великий датский ученый), что это хорошо!.."

1963-1965 гг.