Признания

Из письма к Иоффе от 29 января 1913 года:

"Лекции, лекции, лекции. Тебе известно, как я к ним обычно готовлюсь. Я ничего не знаю настолько отчетливо, чтобы сразу читать,- всему надо переучиваться, все вычислять... Консультации студентам, коллоквиумы по средам, приведение в порядок безобразно плохого французского перевода статьи в Энциклопедии, задолженность по груде рецензий на статьи... Лекции, лекции, лекции...

Короче говоря, я не работаю, почти ничего не читаю... Я не работаю, я топчусь на месте, в то время как другие - Эйнштейн, Дебай, Лауэ, ты и вся молодежь - движутся вперед и вперед.

Положение отчаянное. Я точно знаю, что это граничит с истерией, в той же мере, как это знаешь и ты. Но тебя здесь нет, чтобы подбодрить меня в характерной для тебя императивной манере и тем самым вытащить из этого тяжелого состояния, сдвинуть с мертвой точки. Таня делает все, что в ее силах. И я вижу, что успеваю до смешного мало по сравнению со всеми, окружающими меня как здесь, так и в других местах, но тем не менее пренебрегаю всем, кроме лекций. С ними я справляюсь вполне добросовестно, хотя, естественно, и тут я не вполне доволен собой.

Что же гложет меня? Безусловно, это ощущение того, что Лоренцу в качестве своего преемника следовало бы выбрать не меня, а Дебая. И я чувствую, что Лоренц и сам уже видит это. Я знаю, что даже и ты абсолютно ничего не сможешь против этого возразить...

Между прочим, я недавно написал Лоренцу (с убедительной просьбой не отвечать мне ни устно, ни письменно, что он и сделал), что 2-3 года я попытаюсь поработать, но потом, возможно, буду просить его найти кого-либо другого на это место, и что он во всяком случае может быть спокоен: я не намереваюсь самодовольно держаться свое место, коль скоро появится лучший претендент...

Да, вполне возможно, что это назначение окончательно меня раздавит. И пойми меня правильно: я ведь не одержим безумной идеей, что должен стать здесь полным подобием Лоренца. Я очень хорошо понимаю, как все здесь сложилось: Лейденский университет в Голландии маленький, Лоренц попал в Лейден случайно, в качестве учителя гимназии, да так и осел здесь. Его преемник должен был быть первоклассным молодым ученым. Но такого сюда не заполучить. Поэтому приходится подыскивать кого-то из числа второклассных. Я, естественно, со знаю, что в настоящее время среди физиков этого ранга нахожусь в числе сильнейших. И все-таки, все-таки, все-таки... И все-таки я знаю, что ты меня очень хорошо понимаешь.

А если ты попытаешься изобразить кривую, описывающую развитие моих ощущений в направлении умиротворения и успокоения, то для меня это будет просто значить, что ты пророчишь мне "моральное ожирение сердца".

Из письма от 5 февраля:

"Подавленное состояние, временами усиливающееся, не оставляет меня".

20 февраля:

"На моем одночасовом коллоквиуме по теореме Нернста сидит 30 человек... Я излагаю материал, как ты, наверное, догадываешься, доступно и совершенно ясно, но, конечно, абсолютно схематично. Не отчет в том, что это такое, а о том, как это себе представляют господа А, В, С.

Но что делать? Это мне под силу, а другое - нет..."

28 августа:

"Работаю очень скверно... Сейчас я полностью отдаюсь подготовке к одночасовым лекциям по специальному Курсу... Натаскал горы книг и журналов. И быстро проходящие моменты просветления снова сменяются в моей голове сплошным хаосом".

25 ноября:

"Я совершенно не работаю, а отсюда и соответствующее самочувствие..."

"Не могу даже выразить тебе, насколько паршиво все время себя чувствую, как только вспомню, что я занимаюсь учительствованием, в то время как другие двигают физику..."

1 февраля 1914 года:

"Я совсем не работаю. Мои главные лекции (по кинетической теории) посещает очень незначительное число слушателей. Коллоквиумы на три четвертых - борьба с ветряными мельницами..."