"Эйнштейн - в Лейдене"

В собственной жизни Павла Сигизмундовича Эйнштейн занимает все большее место.

Эйнштейн, в общем-то, не очень охотно переехал в Берлин в 1914 году, хотя его там ожидали прекрасные условия. Дело в том, что его новое детище - теория гравитации (по-другому - общая теория относительности),- правда, еще только рождавшееся на свет, не вызывало особого интереса у немецких физиков. Они не были готовы к ее основательному обсуждению. "Свободный, непредубежденный взгляд вообще не характерен для немцев,- жаловался Эйнштейн.- Дело обстоит так, как если бы у них на глазах были шоры".

Одним из немногих мест, где Эйнштейн мог надеяться встретить понимание и поддержку, был Лейден. И он действительно нашел их там. Эренфест внимательно и ревниво следил, как эйнштейновская теория становится на ноги. Он не сомневался: вскоре мир обретет новое великое творение.

Эйнштейн провел с Эренфестом неделю в конце марта 1914 года. Позже, в мае, Эренфест приезжал в Берлин. "А потом началась война... Эйнштейн оказался в самом пекле, в непереносимой для него атмосфере воинственности и шовинистской оголтелости. "Каждая клетка моего существа стремится прочь отсюда",- писал он Эренфесту. Павел Сигизмундович звал и звал его к себе, но легко ли ездить в военное время!

Правда, осенью 1916 года Эйнштейну все же удалось пожить в Лейдене две недели. Он словно свежего воздуха глотнул после двух лет тяжелого, хронического удушья. А у Эренфеста при виде того, сколь благотворен здешний климат для его друга, затеплилась мечта - переманить его в Лейден насовсем. Когда война кончилась, он принялся уговаривать Эйнштейна оставить Берлин, переехать в Голландию - просто так, без всяких лекционных обязанностей, вообще без всяких обязанностей, лишь бы каждому было известно: "Эйнштейн - в Лейдене; в Лейдене - Эйнштейн".

Но вот беда: Эйнштейн, оказывается, связал себя словом, данным Максу Планку, не покидать Берлин, если только его не принудят к тому какие-то крайние обстоятельства. Переступить через это обещание он, естественно, не мог.

Тогда Павел Сигизмундович стал раздумывать, как бы привлечь Эйнштейна к Лейдену, в то же время не заставляя его уезжать из Берлина. Можно было бы предложить Эйнштейну статут некоего "специального" профессора, с тем чтобы он регулярно, каждый год, приезжал в Лейден недели на три-четыре. Эйнштейну понравилась идея такое "кометоподобного присутствия в Лейдене". И вот 27 октября 1920 года после одобрения начальства и всяких полагающихся по такому случаю формальностей состоялась церемония его вступления в эту странную, приданную для него Эренфестом должность.

Приезд Эйнштейна был тем более радостным и желанным, что ему предшествовали не очень приятные события мало-помалу, по мере того как эйнштейновская теория относительности делалась известной широкой публике, увеличивался не только поток почестей и восхвалений, ссылаемых ее автору, но и дождь каменьев, швыряемых в него. Фигура простодушного, беззлобного мудреца, отягощающего обывательский мозг заумными теориями, для многих сделалась ненавистной. Своей вершины расхристанная антиэйнштейновская кампания достигла летом 1920 года, когда организовано было даже "Антирелятивистское акционерное общество", предлагавшее крупные гонорары всем, кто публично - с трибуны или же в печати - будет выступать против Эйнштейна и его работы.

В августе 1920 года "Антирелятивистское общество" устроило широко афишированное собрание в зале Берлинской филармонии. Главными ораторами были некто Вейланд, руководитель общества, по профессии инженер, и Герке, физик-экспериментатор. В зале присутствовал и Эйнштейн. Трудно сказать, для чего он сюда пришел. Может быть, надеялся услышать хоть что-нибудь серьезное? Однако с самого начала на него посыпались ругательства. Ораторы называли его не иначе, как негодяем, плагиатором, шарлатаном. Все это происходило в ядовитой атмосфере злобы. У входа в зал продавались свастики и антисемитские памфлеты.

Казалось бы, стоит ли серьезному ученому вступать в какие-либо сношения, будь то хотя бы спор, со всем этим сбродом? Как ни странно, однако, спустя несколько дней в одной из берлинских газет появилась статья Эйнштейна "Мой ответ Антирелятивистскому обществу". Эйнштейн писал, что прекрасно понимает: оба оратора, выступившие в зале филармонии, не заслуживают письменного ответа: ими и им подобными движет отнюдь не стремление к истине, а движут политические соображения. Отвечает он им только потому, что его друзья неоднократно настойчиво просили его высказать свою точку зрения. Так вот, он ее высказывает. Все наиболее выдающиеся физики-теоретики в мире стоят на позициях теории относительности и активно работают над ней. Среди физиков, обладающих международным признанием, открыто выступает против теории относительности лишь один - Ленард. Эйнштейн восхищается им как искусным экспериментатором, однако в теоретической физике он еще ничего не совершил. Его возражения против общей теории относительности необычайно поверхностны.

Его, Эйнштейна, упрекают в том, что он занимается пошлой рекламой теории относительности. Однако он всю жизнь любил хорошо обдуманные, трезвые фразы и лаконичный стиль. Всякая высокопарность и выспренность бросает его в дрожь. Он охотно предоставляет ее господам из акционерного общества, которые обвиняют его в высокопарности.

Один из ораторов, г-н Вейланд, по-видимому, совсем не специалист. Эйнштейну не удалось выяснить, кто он такой - врач, инженер, политик? Так или иначе, он не сообщил ничего существенного, а только разразился неуклюжими грубостями и низкими обвинениями. Второй оратор, г-н Герке, либо просто высказывал неправильные утверждения, либо пытался создать неверное впечатление у несведущих людей, односторонне подбирая материал. Все говорит о том, что ему не было никакого дела до выяснения истинного положения вещей.

За границей произведет странное впечатление тот факт, что теория относительности и ее основатель подвергаются таким нападкам в самой Германии.

Когда Эренфест прочел эйнштейновский "Ответ", он был поражен. Не однажды он умолял Эйнштейна, чтобы тот не позволял себя втягивать в эту грязь, не писал в эти мерзкие газеты. Впрочем, он был уверен, что этого и не случится. Невозможно представить себе, чтобы Эйнштейн, воплощение спокойствия, уравновешенности, витающий высоко над волнами злобы, ненависти, зависти, то и дело захлестывающих мир,- чтобы он поддался на примитивную провокацию этих "грязных свиней". Другое дело он сам, Эренфест, Для себя бы он не посчитал зазорным ,- ввязаться в эту свару, засучив рукава. Но Эйнштейн... Он - как скала, как остров посреди мутных волн. В этом своем спокойствии, в своей высоте, недосягаемости он - духовная опора для многих окружающих, в том числе и для Эренфеста.

И вот перед ним лежит "Берлинер Тагеблатт" со статьей Эйнштейна. Не может быть! Не может быть, чтобы это написал сам Эйнштейн. Наверно, не особенно задумываясь, поставил свою подпись под написанным кем-то другим. Это за ним водится - этакая снисходительная уступчивость, готовность поддаться уговорам и советам... "С тяжелым сердцем" Павел Сигизмундович садится за письмо. Он не в силах промолчать.

"Прости меня,- пишет он Эйнштейну,- в первый раз я позволю себе без спроса вмешиваться в твои дела; я поступаю так после больших колебаний, но чувствую себя обязанным поступить так как раз потому, что мы питаем к тебе самые теплые чувства...

Моя жена и я совершенно не в состоянии поверить, что ты сам написал по крайней мере некоторые из фраз этой статьи - "Мой ответ". Мы ни на минуту не забываем, что тебя определенно провоцировали самым вульгарным образом; мы также не забываем, в каком ненормальном климате ты живешь. Тем не менее этот ответ содержит некоторые фразы, которые являются совершенно неэйнштейновскими. Если ты действительно написал их своей собственной рукой, это доказывает, что эти проклятые свиньи преуспели наконец в попытках смутить твою душу, которая так ужасно много значит для нас.

Пойми меня правильно: я могу совершить грех в 100 раз хуже, но это я, а не ты. Твоя же натура такова, что "Мой ответ" не соответствует ей, но скорее звучит как эхо грязных нападок на тебя".

На это письмо Эйнштейн ответил простодушно, что написал статью он сам, не испытывая никакого влияния с чьей-либо стороны. Написал в один присест, за одно утро. У него не было другого способа защитить себя от обвинений в шарлатанстве, самовосхвалении, плагиате и т. д. Он должен был сделать это, если он хотел остаться в Берлине, где каждый ребенок узнает его по фотографиям. Кроме того, любой человек, если он демократ по своим убеждениям, должен считаться с требованиями гласности...

Теперь это все позади. Подобие недоразумения, какие случаются даже между самыми близкими людьми. Все это сглажено и "покрыто" вступлением Эйнштейна в должность "специального" лейденского профессора. Теперь они не только друзья, но и прямые сотрудники.

https://www.planet-nails.ru/palitri-dlya-lakov.html палитра для лаков 36 купить.