Материя и движение

Считая, что материя может ощущать и мыслить, французские материалисты правильно связывали эту способность со способностью материи к движению. В своих философских выводах они опирались на ньютоновскую физику как передовую научную систему того времени. Но, как мы уже знаем, материя Ньютона была косной, инертной, не способной к движению. Движение материи сообщается посторонним агентом - силой. Ньютоновская материя не только не была способна к самодвижению, но и не обладала способностью сохранять движение. Сам Ньютон задавал вопрос: "Устроена ли солнечная система так, что она никогда не придёт в расстройство? Не нужно ли, чтоб творческая мудрость время от времени исправляла беспорядок?"^*. Современник и соперник Ньютона Лейбниц с негодованием отверг сравнение бога с плохим часовщиком, не обеспечившим вечного хода своих часов. "По моему мнению,- писал он,- одна и та же сила существует постоянно и управляет веществом по закону естественному и по порядку предварительному"^**. И Лейбниц выдвинул свою идеалистическую систему, в основе которой лежит представление о монадах, наделённых способностью к самодвижению. Так как бог, по Лейбницу,- также мировая монада, то подход Лейбница к вопросу о связи материи и движения был теологическим (богословским). Ленин отмечал, что "Лейбниц через теологию подходил к принципу неразрывной (и универсальной, абсолютной) связи материи и движения" и далее: "Монады = души своего рода. Лейбниц = идеалист. А материя нечто вроде инобытия души или киселя, связующего их мирской, плотской связью"^***.

^* (Араго, Биографии, стр. 40.)

^** (Араго, Биографии, стр. 41.)

^*** (Ленин, Философские тетради, Госполитиздат, 1947 г. стр. 315.)

Но даже и такой богословский подход не устраивал крайних ньютонианцев. Так, С. Кларк (редактор издания "Оптики" 1740 г.) писал в связи с возражением Лейбница: "Кто утверждает, что мир есть великая машина, движущаяся без помощи часовщика, тот вводит в мир материализм и фатализм и изгоняет из него провидение и волю всемогущего... Кто предполагает, что королевство может хорошо идти без надзора короля, того можно подозревать, что он считает короля совершенно лишним; следовательно, кто утверждает,что бог не беспрестанно управляет миром, тот стремится к безбожию". Таким образом, вопрос о связи материи и движения был не только философской проблемой, но и приобретал политическую окраску. Быть сторонником самодвижения, значило быть республиканцем и безбожником. Передовая философская мысль XVIII в., высоко оценивая достижения ньютоновской физики, не могла пойти за ньютонианцами в вопросе о связи материи и движения. Английский философ-материалист Джон Толанд (1670-1722) писал: "Я отрицаю, что материя есть и всегда была бездейственной мёртвой глыбой, находящейся в состоянии абсолютного покоя, чем-то косным и неповоротливым". В противоположность представлению о косной материи, Толанд утверждает, "что движение есть существенное свойство материи, иначе говоря, столь же не отделимое от её природы, сколь не отделимы от неё непроницаемость и протяжение, и что оно должно входить составной частью в её определение".

В том же духе, но с большей конкретностью высказывается и знаменитый естествоиспытатель XVIII в. Джозеф Пристли (1733-1804): "Материя не является косной субстанцией, как это обычно допускается. Сила притяжения или отталкивания необходимо связана с её подлинным существом, и ни одна её часть не непроницаема для другой части. Поэтому я определяю материю, как субстанцию, обладающую свойством протяжённости и силой притяжения или отталкивания".

Активность материи как один из её основных атрибутов принималась и французскими материалистами. Гольбах писал, что "движение - это способ существования..., вытекающий необходимым образом из сущности материи". Дидро учил, что молекулы наделены активной силой, что всё в природе находится в движении и возникновении.

Так, в своих "Философских основаниях материи и движения" он писал:

"Тело, по мнению некоторых философов, само по себе бездеятельно и бессильно; это ужасная ошибка, идущая в разрез со всякой здравой физикой, со всякой здравой химией: тело преисполнено деятельности и силы и само по себе, и по природе своих основных свойств,- рассматриваем ли мы его в молекулах или в массе..."

И далее:

"... я останавливаю свой взор на общей массе тел, я вижу всё в действии и противодействии, я вижу, как всё разрушается под видом одной формы и восстанавливается под видом другой... Отсюда я заключаю, что существует бесконечное разнообразие элементов в природе, что у каждого из этих элементов... есть своя самобытная, вечная, неразрушимая сила.

Но физика XVIII в. знает только механическое движение. Поэтому она не могла ещё дать материала для учения о разнообразии форм движения, об их превратимости, и хотя Ломоносов уже смог сформулировать закон сохранения материи и движения, однако почва для закона сохранения энергии ещё не была подготовлена. В самом вопросе о мере движения, или, как тогда выражались, мере силы, была неясность, возник знаменитый спор о двух мерах движения. Будучи не в состоянии сформулировать с научной определённостью закон сохранения движения, физика XVIII в. пыталась объяснить разнообразие физических процессов разнообразием агентов, вызывающих эти процессы. Изгнанный было Аристотель с его категориями и скрытыми качествами с торжеством вернулся в натурфилософию XVIII в. Теплород, флогистон, электрические и магнитные жидкости, световая субстанция - прочно утвердились в теоретических концепциях физиков и химиков того времени, несмотря на протесты таких выдающихся деятелей, как Ломоносов и Эйлер. Учение о невесомых ярко иллюстрирует ограниченность теоретических воззрений философов XVIII в. сумевших поставить боевые вопросы натурфилософии и теории познания, но не нашедших ещё в тогдашней науке материала для их решения. Перейдём к основным результатам развития физики в XVIII в.

БизнесБас. Заказывайте трансфер на автобусе москва в нашей компании. С нами выгодно!