Наука в России до Петра

Русская наука о природе начинается с Ломоносова - он является её основоположником. Ломоносов - активный участник того великого прогрессивного переворота, который открывается именами Коперника и Галилея, продолжается Декартом, Гюйгенсом и Ньютоном и завершается Эйлером и Ломоносовым. Ломоносов - это деятель того типа титанов, о которых писал Энгельс в своём знаменитом "Старом предисловии к диалектике природы"; он отчётливо сознаёт свою духовную связь с этими деятелями, покончившими с "варварским веком" в науке. Но он же сам говорит о себе, что его нельзя сравнивать ни с Картезием, ни с Ньютоном, у него свои черты, своё призвание, своя роль в научном прогрессе. Деятельность Ломоносова поистине грандиозна и особенно* рельефно выделяется на фоне современной ему российской действительности. В области физики он не имел предшественников в своём отечестве, ему пришлось многое начинать с начала/Беспримерный в истории науки и культуры подвиг развития русского просвещения и науки Ломоносов совершил, став "первым русским университетом" и первым русским академиком.

Сказанное выше не следует понимать так, что Ломоносову пришлось начинать на пустом месте, что до Ломоносова в России не было ни наук, ни просвещения, что допетровская Россия представляла собой историческую пустыню, полудикую "Московию". Дело, разумеется, обстоит вовсе не так. Мы имеем здесь ситуацию, напоминающую ситуацию в Европе в начале Возрождения, когда, как бы по волшебству, "после тёмной ночи средневековья" начали возрождаться наука и искусство.

Энгельс разъяснил эту ситуацию и указал на те результаты исторического процесса, которые подготовили почву для расцвета науки. И всё же Энгельс указывал, что основоположникам новой науки приходилось начинать по существу сначала, т. е. закладывать новую науку на совершенно новой основе. Доломоносовская, допетровская Россия жила напряжённой жизнью, она создала памятники искусства и литературы, среди которых мы находим такой шедевр, как "Слово о полку Игореве". Несомненно и то, что в русском народе жили и творили талантливые, одарённые личности. Богатейший опыт русского народа в его борьбе с суровой природой отразился в мудрых народных приметах, поговорках, в народном календаре. Осваивая чащи, болота и степи русской равнины, народ практически постигал механику и метеорологию, географию и физику. Предприимчивые поморы плавали по студёному морю, открывая земли, заново переоткрываемые последующими поколениями. Русские паломники пробирались в Малую Азию, купец Никитин ходил в Индию, Дежнев и Стадухин за сто лет до Беринга открыли Берингов пролив. Русские зодчие воздвигали храмы, кремли, палаты, разрешая сложнейшие задачи строительной механики. При низком уровне тогдашнего просвещения чрезвычайно показательна любовь и уважение русского народа к книге.

Если мы прибавим к этому чудесный русский фольклор, русскую живопись, старинные ремёсла и промыслы, то станет ясным, что всё последующее развитие русской культуры имело глубокие национальные корни. Однако не следует забывать о чрезвычайно неблагоприятной исторической обстановке, в которой развивалась русская культура.

Достаточно вспомнить "кровавую грязь монгольского ига", "псов-рыцарей", польско-шведскую интервенцию XVII в. и изнурительную сторожевую службу на степных окраинах.

Рис. 152. Титул 'Диоптрики' Эйлера

Одним из результатов этой сложной и неблагоприятной обстановки был низкий уровень образованности в допетровской Руси (а неграмотность подавляющего большинства населения царской России оставалась до Октябрьской Революции). При вообще низком уровне просвещения в средневековом мире уровень просвещения феодальной Руси был крайне низок даже в сравнении с тогдашними примитивными запросами. "Приведут ко мне мужика ставить в попы,- жаловался Новгородский архиепископ конца XV в. Геннадий,- дам ему апостол^*, а он и ступить не умеет, дам ему псалтырь, а он и по той едва бредёт". Созванный в начале царствования Ивана IV "Стоглавый собор" отмечал чрезвычайно низкий уровень грамотности. В то время как на Западе уже началось Возрождение, а университеты насчитывали двухвековую давность, на Руси не было даже низших школ. Будущих священников учили церковной службе "с голоса", грамоте учили по цеховому способу отдельные мастера, по большей части из дьячков. Вполне понятно, что тот богатый практический опыт, о котором мы говорили выше, не закреплялся в книгах и не отражался в "письменности". Книжное учение было оторвано от практики и не было доступно народу. Сама книжная литература была по преимуществу церковно-служебной (книги "священного" писания, литургии, требники, часословы и т. д.), а светская литература была прежде всего исторической, нравоучительной, далее политической и юридической. Только позднее появляются книги технического и естественно-научного содержания. Характерен пример с вычислением "пасхалий", т. е. таблиц, устанавливающих дни и числа передвижных церковных праздников, в первую очередь праздника Пасхи, который должен приходиться в первое воскресенье после весеннего новолуния. Подобного рода расчёты, основанные на знаниях лунного и солнечного циклов, выполнялись греками, и русская церковь пользовалась уже готовыми таблицами, составленными до 7000 г. по старому летоисчислению, т. е. до 1492 г. (до Петра на Руси считали от "сотворения мира" и принимали, что "рождество христово" произошло в 5508 г. от этой даты). В этом 7000 г. ожидался "конец мира". Но ожидаемого конца, конечно, не случилось, и надо было составлять таблицы на "осьмую тысячу". Это оказалось нелёгким делом. Во всяком случае новгородский архиепископ Геннадий посылал в Рим переводчика Герасимова за материалами. Между тем ещё в 1134 г. вышел трактат "Кирика диакона и доместика Новгородского Антониева монастыря ученье им же ведати человеку числа всех лет". По всей вероятности, Кирик был близок к греческим кругам и от них усвоил знание пасхалии, но, повидимому, был и сам незаурядным "числолюбцем". Но его работа осталась уникальной и о ней не вспомнили в XV в., когда посылали за границу за материалами для новой пасхалии.

^* ("Деяния апостольские" - одна из церковных книг.)

С элементами античной науки Русь познакомилась ещё в период XI-XIII вв. по таким переведённым с греческого произведениям, как "Книга святых тайн" Енохова, "Шестоднев" Иоанна Экзарха, "Богословие" Иоанна Дамаскина, "Хроника" Георгия Амартола. Средневековое представление о вселенной Русь получила, кроме того, из "Христианской топографии" Космы Индикоплевста, или, как его называли, Индикоплова. Разумеется, это были только крупицы аристотелевской натурфилософии, к тому же поданные в символическо-богословской окраске. Вот в каком контексте русский читатель получил сведения о воззрениях Демокрита ("Хроника" Георгия Амартола): "Тако бог наричють она претонкая и малая телеса, их же светлости ради в немь солнце показуеть и в немь всюду именуемая. Сию же тихию, рекше улученые имарменю прославиша. Имарменю же нужную силу рекше сущий и вещьством двизаеться. Тихию же Платон вину нарече сходимая бывает ли спадание естеству ли изволение. Убо и Димократ о сих рече тако: ибо сущая от бога вси имам, сущая же от марманью и тихию и менших онех телес вне разносимо всюду именуемь и приимам же и разньствуемом и сносимом нужею. От них не точию богатство и нищета и сдравие и недуг и работа и свобода и крамола и мир раздаети, но и добродетелье наследствують". Вряд ли русский читатель мог составить себе какое-либо понятие об атомистике на основании этого запутанного изложения. Да и вообще к философским тонкостям православная мысль относилась подозрительно, призывая "не мудрствовать лукаво" и следовать обычаю предков.

Тем не менее сдвиги, происшедшие в русской государственной жизни и на Западе, заставляли отступать и от "древнего обычая" и считаться с новыми фактами XVII в., века революции в естествознании. Вышедшее из борьбы с польско-шведской интервенцией, русское государство, залечив раны "смутного" времени, крепнет и расширяется. Усиливаются связи с Украиной, закончившиеся воссоединением её с Русью, происходит освоение и разведка далёких восточных окраин.

Культурные и политические связи с Западной Европой усиливаются. Иностранные специалисты массами приезжают в Москву. Появляется потребность в своих образованных людях, возникают первые школы. Киевский митрополит Пётр Могила учреждает в 1631 г. Духовную академию в Киеве, где изучается латинский и греческий языки и семь свободных искусств. Один из видных деятелей царя Алексея боярин Ртищев был воспитанником этой Академии. Возникают школы и на Москве: в 1632 г. школа грека Иосифа, в 1649 г. школа грека Арсения, а при царе Федоре в 1682 г. Заиконоспасская славяно-греко-латинская академия, устав которой был утверждён в 1684 г.

М. В. Ломоносов

Имеются сведения, что уже Борис Годунов думал об организации в Москве университета. Старинному укладу был нанесен серьёзный удар делом исправления церковных книг: как известно, это мероприятие при-вело к расколу в русской церкви.

Расширяется типографское дело: работает не только печатный двор в Москве, патриарх Никон заводит типографию и в Воскресенском монастыре в Истре. Появляются книги переводные и оригинальные нового содержания. В математических рукописях и книгах появляется "цифирь", т. е. арабские цифры, взамен старых - буквенных.

Россия XVII в. активно участвовала в великой работе по расширению "orbis terrarum". По подсчётам проф. Визе, в течение 15 лет (1633-1648) сибирские путешественники разведали огромное пространство от моря Лаптевых до Берингова пролива. В 1610 г. Курочкин достигает устья Енисея, в 1632 г. на Лене основывается Якутск. В 1633 г. казак Иван Ребров идёт из Якутска по Лене к океану и первым достигает рек Яны и Индигирки. Михаил Стадухин отправляется в 1644 г. морем с Индигирки на Колыму. В 1647 г. Стадухин отправляется за Колыму. Он был на реке Анадырь, оттуда прошёл в Охотское море, и вернулся в Колыму, повидимому, сушей. В своём знаменитом путешествии по Северному Ледовитому океану с Колымы на Анадырь на семи "кочах" Дежнев достиг Берингова пролива и крайней восточной точки Азии ("Мыс Дежнева") Об этом открытии Дежнев отписывает так: "А с Колымы реки итти морем север на Анадырь реку есть нос, вышел в море далеко, а не тот нос, который от Чухочи реки лежит, до того носу Михайло Стадухин не доходил, и против того носу есть два острова, а на тех островах живут чухчы, а врезываны у них зубы, прорезываны губы, кость рыбей зуб, а лежит тот нос ромеж север на полуношник, а с русскою сторону носа признаки: вышла речка становье тут у чухочь делано, что басни из кости китовой, и нос поворотит кругом и Анадыре реке подлегло, а доброго побегу от носа до Анадыри реки трои суток, а боле нет, а идти от берега до реки неделе, потому что река Анадырь пала в губу".

Рис. 153. Титул 'Артиллерии'

В 1643 г. "письменный голова" Василий Поярков отправился из Якутска по Лене до устья Алдана, оттуда в 1644 г. до притока Амура Зеи, а с неё дошёл и до устья Амура. В 1649 г. в область Амура отправился Ерофей Павлович Хабаров. Хабаров ходил на Амур дважды. Город Хабаровск и станция Ерофей Павлович сохранили имя, отчество и фамилию этого разведчика.

В 1597-1699 гг. казак Атласов ходил на Камчатку. Атласов подтвердил данные Дежнева о существовании восточного "носа" и дал первые сведения о Камчатке. Первый исследователь Камчатки Крашенинников назвал Атласова "первым обретателем Камчатки".

Русские путешествия на восток не ограничивались своей территорией; в XVII в. предпринимались путешествия в Монголию и Китай.

В 1616 г. в Китай ходили Василий Тюменев и Иван Петров. Они вернулись в Москву в 1617 г., дойдя до Северной Монголии.

9 мая 1618 г. из Томска в Китай отправилась экспедиция казака Ивана Петлина, которая в сентябре того же года достигла Пекина и весной 1619 г. вернулась обратно. В 1654 г. с дипломатическими целями побывал в Пекине и Монголии "боярский сын" Федор Байков, давший очень точное описание своего путешествия. В 1675 г. переводчик посольского приказа Николай Спафария также с дипломатической целью ездил в Китай. Экспедиция была организованиа на научный лад, она имела "инструменты различные астрономические и компасы, через которые можно расстояние путей и прямой путь обыскать; живописец, который знает замлемерие и чертежи писать; книга из оптеки, в которой описано государство китайское и лексикон китайской".

Результаты этой огромной географической работы запечатлевались назначались для специального употребления. Всё же известия о географической работе русских проникают и на Запад и даже в Лондонском королевском обществе шла речь о путешествии Петлина. Эта напряжённая работа послужила базой замечательных географических исследований XVIII в. Географический кругозор расширяется не только практически. Появляются переводы выдающихся географических работ. В конце XVI и начале XVII в. появился труд Меркатора "Atlas sive cosmographia". В 1637 г. в России появился перевод этого труда: "Книга, глаголемая космография, сиречь всего света описание". Известна и компилятивная "Космография" 1670 г. Любопытно, что список этой книги был куплен дьяком Алмазом Чистым в Холмогорах. Далее существовала космография, представлявшая собой перевод сочинения Ортелиуса "Тhеаtrum orbis terrarum" (1571).

Более полным и свежим был атлас Блеу в шести томах. Первые четыре его тома были переведены учёными монахами Епифанием Славинецким, Арсением и Исайем под заглавием "Позорище всея вселенные или Атлас новый". Первый том этого перевода содержал общие космографические представления, и здесь излагались, между прочим, и воззрения Коперника, с указанием, что обе системы Коперника и Птоломея одинаково хорошо описывают явления и что передовые математики теперь принимают первую. Этот том и был переведён Епифанием Славинецким почти дословно. Так в XVII в. Русь познакомилась с передовым астрономическим учением - "революционным актом" нового естествознания.

Ещё более замечательным фактом было появление перевода книги данцигского бургомистра Иоганна Гевелия "Селенография" (1647). Этот бургомистр был большим любителем астрономии, устроил хорошо оборудованную обсерваторию, имел огромный телескоп в 150 футов длиной. Книга его была украшена большим количеством рисунков, выполненных им самим, и поэтому могла привлечь внимание читателя. Вероятно, она заинтересовала Алексея Михайловича и вполне возможно, что её перевод был выполнен по его приказу. Заглавие перевода гласит: "Иоанна Гевелия Селенография еже есть Луны описание и прилежное крапин ее и подвижений различных и иных всех изменений и изображений, зрительного сосуда помощью испытанных, определение. В нём же зде иных многих планет природный зрак и многая блюдения, наипаче же крапин солнечных и поветовых трубозрением изобретенных и таблиями вельми прилежно на меди изваянными во увидение полагаются". Гевелий даёт краткий очерк истории астрономии, упоминает о Тихо Браге, Галилее, Кеплере, Шейнере, даёт очерк системы Коперника, иллюстрируя её чертежом, приводит числовые данные о периодах обращения планет и некоторые данные о размерах солнечной системы. Большое место в книге занимает Луна, карты её поверхности в различных фазах, он останавливается на "спутниках" Сатурна (колец он ещё не знал) и спутниках Юпитера.

Как видим, достижения новой науки в её наиболее боевой, мировоззренческой области проникали и в Московскую Русь, правда, в осторожных высказываниях Блеу и Гевелия. Но при Петре был уже издан и перевод "Космотеороса" Гюйгенса. Веяния нового времени сказались и в переводе анатомического трактата Везалия, и в появлении при Михаиле Фёдоровиче "Устава воинского", посвященного главным образом артиллерии и опирающегося на "Новую науку" Тарталья, и в переводе "Физики" Аристотеля, и переводе с английского геометрического сочинения, видимо Эвклидовой геометрии. Но эти ласточки ещё не делали весны. Дух новой науки, как мы видели, заключался в обращении к опыту как источнику познания. Курьёзы природы интересовали многочисленных любителей, яз среды которых вышли Левенгук и Герике, а новая учёная корпорация объединялась в академиях и кружках для производства опытов. В Мо-сковской Руси XVII в. эти новые веяния отражались очень слабо. Когда посол Олеарий забавлялся у себя в комнате, превращенной им в камер-обскуру, зрелищем двигающихся вверх ногами людей и животных, то вошедший к нему боярин, в ужасе крестясь, назвал занятие колдовством. Вряд ли можно было заниматься барометрами и насосами в таких условиях. Имеются сведения, что один из образованных людей того времени боярин Артамон Матвеев имел в своей библиотеке "чернокнижные книги" с "цифирью" и занимался "волшебством" с какой-то "хитроумной" заграничной машиной. Эти слухи серьёзно повредили Матвееву, когда его дом громили приверженцы партии Милославских. Да и упомянутые выше сочинения оставались уникумами, не издавались, а списывались для отдельных любителей. Таким образом, культура допетровской Руси серьёзно отставала от западной.