Свидание с юностью...

Под влиянием разговоров с братом в дни болезни Игорь Васильевич нет-нет да и предавался воспоминаниям. Бывали минуты, когда память рисовала ему картины детства и юности, полузабытые события прошлого воскрешались в самых мельчайших подробностях. Вот он мальчишкой взбирается по крутой тропе в гору, недалеко от родного поселка Сим Уфимской губернии. Казалось, если напрячь память, то представятся картины, которые он видел с той далекой горы в детстве: дом в поселке, деда, пришедшего с горнозаводской дачи - так называлось предприятие, где он служил казначеем. Этой должности дед удостоился за многолетнее честное и справное, как он выражался, исполнение самой тяжелой работы. Еще вспоминались возле дома мать, брат и сестренка. А отца нет. Окончив землеустроительное училище и став землемером, Василий Алексеевич редко бывал в поселке, больше пропадал в разъездах.

Потом Игорю Васильевичу виделась дорога с Урала в Крым, когда семья переезжала в Симферополь. Какой привольной показалась ему степь после симских лесов! Курчатовы поселились на окраине Симферополя. В поле стояло несколько домиков.

Материальное положение семьи было нелегким, а с началом мировой войны стало совсем трудным. Игорь, будучи гимназистом, старался хоть что-нибудь заработать, помочь семье. Устроился репетитором, вечерами изготовлял мундштуки из дерева вишни, груши, яблони, шиповника и сдавал в мастерскую.

Он не мог без улыбки вспоминать, как готовил себя в детстве к будущей инженерной деятельности. В редкие минуты, остававшиеся у него от занятий в гимназии и работы в мастерской, осваивал слесарное дело, изучал аналитическую геометрию, решал задачи. Учитель математики прочил ему большое будущее. Впрочем, и преподаватель словесности видел в нем подающего надежды литератора. Он руководил его чтением, снабжал книгами, покупать которые Курчатовы не имели возможности.

В то время Игорь купил только одну книгу, чтобы всегда иметь ее при себе: "Успехи современной техники" профессора Корбино.

Незабываема для него встреча с морем в Крыму, которое он полюбил на всю жизнь. Эта любовь зародилась в нем во время поездок с отцом в приморские села и деревни. Море закаляло его. Он далеко заплывал, купался в штормовую погоду. Отец не только не препятствовал этому, но даже сам учил нырять под накат волны, когда она, пенясь и шумя, набегала на берег.

...Приближался 1917 год. В Крыму чувствовалась напряженность обстановки. В Симферополе бастовали рабочие, железнодорожники. Первым новости об этом приносил всегда Игорь, встречавшийся с рабочими во время своих приработков.

- Вы слышали, депо забастовало! - возбужденно говорил он, едва переступив порог.

Будущее пришло раньше, чем ему думалось. В январе 1918 года в Крыму утвердилась Советская власть. Радостное вторжение нового, всеобщий подъем, атмосфера необычной активности - кто пережил все это, тот сохранил в своей душе романтику тех дней навсегда. Под знаком первых дней революции прошла вся его дальнейшая жизнь.

Впечатления молодости - самые сильные. И он испытывал сейчас, в зрелом возрасте, радость от сознания, что его юношеские годы совпали с годами обновления России. Никакие перемены в жизни, временные поражения не в силах были ослабить влияния первых дней революции, вошедших в юношеское сердце, ставших плотью и кровью.

С ненавистью он встретил интервентов^*. Это чувство разделяли с ним и его друзья по гимназии. Среди них новичок - Владимир Луценко. Потом они долгие годы шли по жизни рука об руку.

^*Во второй половине апреля 1918 г. в Крым вторглись немецкие войска. В ноябре 1918 г. их сменили полки Антанты.

Осенью в Симферополь вошли белые. Начались репрессии. Восстанавливались старые капиталистические порядки. Жизнь населения становилась все труднее. Одновременно с учебой в восьмом классе Игорь и Владимир, стараясь помочь своим семьям, подрабатывали, где могли. Осенью и зимой 1919 года они работали расклейщиками объявлений. С ведерками с клеем и рулонами объявлений шагали они по притихшим улицам. Вывешивали объявления со смыслом: "белые агитки" задерживали, а то и потихоньку отправляли на свалку.

Весной 1919 года во второй раз в Крыму утвердилась Советская власть. Игорь и Владимир окончили седьмой класс гимназии и летом определились в землеустроительную экспедицию, направлявшуюся к подножию горы Чатыр-Даг. Там они проработали около месяца. Игорь с колышками и лентой, Владимир с теодолитом прошагали не один десяток километров. Свободное время использовали, как они говорили, для исследования гор. Любознательность Игоря была беспредельной. Путешествовать, подниматься к вершинам, "открывать" новые гроты и пещеры было его страстью.

Потом, уже с другой экспедицией, друзья отправились на строительство аэродрома.

Весной 1920 года Игорь закончил гимназию с золотой медалью. Вопроса о том, что делать после окончания гимназии, для Игоря и его родных не было. Все сошлись на одном - ему надо продолжать учиться. Вопрос о том, где учиться, тоже был ясен. Крым отрезан от всей страны, в Симферополе всего одно высшее учебное заведение - Таврический университет.

Первые месяцы учебы в университете были для Игоря и его товарищей временем ожидания прихода красных частей. Они жадно ловили вести о боях у Перекопа. Изменения обстановки на фронте отражались на поведении симферопольских богачей: чем хуже шли дела у врангелевцев, тем торопливее, забывая степенность, бегали эти тузы, тем длиннее становились обозы удиравших буржуев.

С алыми бантами на груди встречали молодые симферопольцы в ноябре 1920 года полки Красной Армии. По ходатайству студентов Крымскому университету было присвоено имя освободителя Крыма, легендарного героя гражданской войны М. В. Фрунзе.

С победой Красной Армии совсем иная атмосфера воцарилась в университете. Свобода, равенство, братство словно шагнули в аудитории и кабинеты, прочно вошли в жизнь. В университете были созданы комитеты служащих, студентов. Но главное - студентам стали выдавать такие же пайки, как и служащим. С тех пор они по-настоящему получили возможность учиться. Но работать все же приходилось, чтобы помочь семье.

Летом 1920 года Игорь и брат Владимира Луценко Мстислав поступили на строительство железнодорожной ветки Бахчисарай-Бишуйские угольные копи. В 1921 году Игорю довелось поработать и воспитателем в детском доме, и диспетчером в автоколонне, и даже сторожем в кинотеатре "Лотос". Днем слушал лекции в университете, вечером, пока публика смотрела фильмы, он готовился к экзаменам. А ночью сменял в "Лотосе" билетершу Анну Поройкову, жену товарища по курсу, и, расположившись на прилавке буфета, оставался с глазу на глаз с крысами.

Встречаясь позже с Поройковыми, Игорь Васильевич вспоминал этот период их жизни и, представляя Анну товарищам, шутя говорил:

- Я был ее сменщиком в кинотеатре "Лотос"... Непонятно только, почему крысы облюбовали это довольно мрачное помещение, что им там нравилось, особенно ночью?

Словно светлые праздники, остались в памяти дни, проведенные вместе с друзьями в одном из пригородных садов, где он также работал сторожем. Сторожам разрешали лакомиться капустой и свеклой. И сейчас как наяву слышал он хруст сочной капусты на зубах, ощущал сладость вареной свеклы...

Но было и неприятное, горькое - разочарование в некоторых товарищах. Сад он охранял вместе с Владимиром Луценко. Тому как-то пришлось отлучиться в город. Неожиданно пришел бывший одноклассник Андриевский. Завязалась дружеская беседа. Игорь угостил его из того скудного запаса, который полагался ему на день. Потом показал огород, поливной насос, установленный у колодца, сад.

Вечерело. Длинные, разлапистые тени яблонь ползли по жухлой траве. Андриевский собрался уходить. Игорь проводил его и решил обойти сад. Внезапно он услышал откуда-то из-за шалаша легкое позвякивание металла. Что это могло быть? Обогнул кустарник и, пораженный, остановился: от колодца, пригнувшись, бежал Андриевский с чем-то круглым, тяжелым под мышкой. Игорь не поверил своим глазам: неужели он что-то украл?

Несколько прыжков - и Игорь у колодца. Возле двигателя валяются гайки. Магнето нет...

"Подлец, предатель",- шептал про себя Игорь. Он был потрясен вероломством товарища. Громко крича, он бросился в погоню. Быстро темнело, вдали видна была фигура убегавшего Андриевского.

- Куда!? Все равно не уйдешь! - несся над степью голос Игоря.

Андриевский, видимо, почувствовал, что ему не уйти с тяжелой ношей, на ходу бросил магнето и налегке побежал быстрее. Игорь в темноте стал искать магнето, больно обдирая руки колючей высохшей травой. Все клокотало в нем от обиды. Он нашел магнето, отнес в сад и установил на двигатель.

Пришел из города Володя. Но даже это не отвлекло Игоря, тяжелое чувство не проходило. Он не хотел спать, неохотно отвечал на расспросы друга и лишь заметил:

- Кто способен предать товарища, тот способен на все...

И в этих словах прозвучала такая непримиримость и презрение, что они запомнились Луценко на всю жизнь.

Трудные выдались годы. Было плохо с продовольствием, с одеждой. Иван Поройков, будучи членом студенческого комитета Крымского университета, из фонда помощи нуждающимся выхлопотал для Игоря комплект... нижнего белья, чем доставил ему большую радость.

Владимир Луценко помог Игорю решить вопрос с обувью. Красноармейцы, стоявшие в их доме, как-то забили быка, а шкуру отдали студентам. Те кое-как ее выделали и сшили себе из нее постолы - грубую обувь, . изготавливаемую из целого куска кожи, стянутого сверху ремешком.

Заботы об одежде, о хлебе насущном никогда не заслоняли от Курчатова и его товарищей главного в их жизни - овладения знаниями. И среди них не было внимательнее слушателя в аудитории, прилежнее экспериментатора в лаборатории, чем Игорь Курчатов. Учеба продолжалась и дома. Он подолгу сидел над конспектами при слабом свете колеблющегося язычка керосиновой лампы.

Курсы в университете читались на высоком уровне. Помимо ученых, постоянно живших и работавших в Симферополе, сюда регулярно приезжали из Ленинграда академик А. Ф. Иоффе, один из основоположников советской школы физиков, академик А. А. Байков. На их лекции собиралось особенно много студентов.

Из профессоров, постоянно работавших в университете, молодежь очень любила Семена Николаевича Усатого. Это был не только великолепный лектор, но и человек, прекрасно понимавший молодежь, умевший зажечь в ней интерес к научным идеям, пробудить дремлющие в ней силы и возможности. И как счастлив был Игорь, когда с помощью профессора Усатого получил место препаратора на кафедре физики! Вместе с ним препараторами стали работать друзья Игоря: Кирилл Синельников, впоследствии действительный член Академии наук УССР, и Борис Ляхницкий.

К обязанностям препаратора Игорь приступил с энтузиазмом. Это значило: если уж начал опыт или демонстрацию к лекции - не уходи, пока не кончишь! А ведь тогда многого не хватало в учебной базе университета! Сколько требовалось выдумки, терпения, настойчивости, чтобы все, что должно по ходу лекции взрываться, отклоняться, распадаться, взрывалось, отклонялось, распадалось! Может, в этот период и выработалась у Курчатова поражавшая впоследствии многих находчивость и невозмутимость при встрече с любой трудностью в том или ином эксперименте.

Руками Игоря и других студентов-препараторов под руководством профессоров буквально из консервных банок, бросовых материалов была оборудована физическая лаборатория университета. В ней проводились самые сложные опыты и демонстрации, вплоть до передачи сигналов на расстояние. Прием происходил с помощью когерера - прибора, которым пользовался еще изобретатель радио А. С. Попов.

Работая на строительстве, в автогрузоколонне, в детском доме, в лаборатории, Игорь постигал "науку" жизни. Может быть, именно эти университеты привили Игорю на всю жизнь неугасимый интерес к судьбе каждого человека, с которым он встречался, умение видеть громадную важность труда людей самых простых профессий. И за это люди всегда отвечали ему любовью, готовностью сделать все, что они могут.

Весной 1923 года Игорь решил досрочно закончить университет. Знаменитые профессора, что называется, волею судеб занесенные в Симферополь, разъезжались по своим городам. Из их рассказов студенты знали о первоклассных институтах страны, таких, как Петроградский политехнический, Московский химико-технологический имени Д. И. Менделеева. Многие мечтали продолжить там образование. Среди этих мечтателей были три студента предпоследнего курса: Игорь Курчатов, Иван Поройков и Борис Ляхницкий. По предложению Игоря они решили за лето пройти четвертый курс самостоятельно.

Полуденный зной вливается в открытые окна аудитории. Дышать все труднее. Устало откинулся на спинку стула Борис, сник Иван, но Игорь словно и не замечает ни жары, ни времени.

В памяти тех, кто был свидетелем этих занятий, запечатлелась такая картина. На большом дубовом столе аудитории стоит маленький столик, за ним двое студентов что-то торопливо пишут. У доски высокий, с короткими черными волосами ежиком - Игорь. Заглядывая в учебник на французском языке, он тут же переводит новые научные положения, иллюстрирует их формулами и расчетами, рисует схемы. Проходит час, другой, третий.,,

А он все у доски, с прежней энергией растолковывае! физические положения...

"Нельзя было не подумать тогда,- вспоминал позже Иван Васильевич Поройков,- что это человек недюжинный, что он должен оставить след в судьбах науки, в судьбах страны".

Дней было мало, а разделов программы много. И студенты дружно штурмовали науку, дружно болели за успехи каждого. На экзамен по интегрированию дифференциальных уравнений они пришли в шесть вечера. Доцент Коробов отличался тем, что мыслил числами, любил каждую задачу видеть завершенной, доведенной до цифрового выражения, иначе и говорить со студентами не хотел. Игорю достались два очень сложных вопроса и упражнения на линейные дифференциальные уравнения второго порядка. Задания Бориса и Ивана оказались полегче. Но первым у доски был Игорь. Он блестяще справился со своими вопросами.

- Можете быть свободным,- с удовлетворением заключил Коробов, не дав, вопреки своей привычке, даже закончить.

- Я хотел бы здесь подождать товарищей,- попросил Игорь.

- Ну что ж, оставайтесь. Кто еще готов?

И пришлось Игорю просидеть тогда несколько часов. Но у него и мысли не возникло, что можно уйти. Быть с товарищами до конца в любом деле - это становилось правилом его жизни.

Между тем приближался срок последнего экзамена в университете. Предстояло решать, что делать дальше.

Ясности у него не было. На вопрос, в какое учебное заведение желаете поступить, Курчатов в одной из анкет отвечал: в Химико-технологический институт имени Д. И. Менделеева на механическое отделение, в другой - в Политехнический институт на металлургическое отделение. Главное - он хотел трудиться в области новой техники. Но самое интересное и примечательное в обеих анкетах - это совершенно ясная цель, которую ставил перед собой Игорь Курчатов, намереваясь продолжать образование. На вопрос анкет, чем обусловливается желание поступить именно в это учебное заведение, двадцатилетний Курчатов отвечал: "Стремлюсь отдать свои силы и знания на укрепление хозяйственной мощи нашей республики".

Думая сейчас о том, что дал университет, Игорь Васильевич, пожалуй, выделил бы прекрасную подготовку по физике и математике. Вместе с тем он не мог забыть бурные студенческие годы, которые закалили волю, выработали самостоятельность, стремление биться за поставленные перед собой цели. Этот юношеский запал помогал и в дальнейшем преодолевать все трудности, и вот теперь противостоять болезни...

В июле 1956 года Игорь Васильевич начал ходить, опираясь на костыль. В конце июля вновь его звонкий голос зазвучал в кабинете и лабораториях института.

После выздоровления Игорь Васильевич развил поистине кипучую деятельность. По воспоминаниям сотрудников, Игорь Васильевич стал торопить всех и прежде всего себя, стараясь как можно больше своих замыслов воплотить в жизнь.

Еще больше, чем прежде, увлекся реакторами. На этот раз его захватила заманчивая идея импульсного реактора для проведения физических исследований. В таком реакторе в считанные секунды можно получить вспышку нейтронного излучения, в сотни и тысячи раз более мощного, чем в самых крупных реакторах другого типа.