Впервые имя Эренфеста привлекло к себе мое внимание в одной из эйнштейновских статей. В сознание врезались слова: "Он постоянно страдал от того, что у него способности критические опережали способности конструктивные. Критическое чувство обкрадывало, если так можно выразиться, любовь к творению собственного ума даже раньше, чем оно зарождалось". Показалось невероятным: то, что встречал прежде в психологических трактатах - "конструктивные способности", "критические способности",- что представлялось чем-то сугубо условным и отвлеченным, так запросто оказалось вдруг воплощено в реальном человеке.
С тех пор меня мучает эта загадка - загадка Эренфеста. Мне хочется понять, как все было "на самом деле". Как это - "критическое чувство обкрадывало"? Словно ребенок, который не может успокоиться, пока не найдет решения заинтересовавшей его задачки, так не могу успокоиться и я. Спрашиваю знакомых физиков, ищу ответ в книжках и журналах, где упоминается об Эренфесте. Но чем дальше, тем больше цель кажется недостижимой, ибо манящий меня ответ, по-видимому, скрывается в каких-то едва уловимых тонкостях психологии ученого, теоретика, труднодоступных для понимания и почти недоступных для пересказа.
Ухватить удается только внешнее. То есть не совсем чтобы внешнее, но прилежащее, что ли, ближе к поверхности, располагающееся на доступной глубине. И может быть, в конце концов этим придется удовольствоваться.
Условно я разбиваю для себя жизнь Эренфеста (годы 1880-1933) на несколько этапов. Первый этап - веселый. Веселый, несмотря ни на что, ни на какие трудности и невзгоды. Веселый, потому что то была пора ожидания, предвкушения. Посмотрите хотя бы его письма той поры, письма к Иоффе. В них - упоение любимой наукой и молодой задор, звон мускулов, предчувствующих великое применение. Даже человек, ровным счетом ничего не понимающий в физике, без сомнения, почувствует в них это упругое гудение жаждущих работы могучих интеллектуальных сил:
"Вот так так! Я сейчас как раз разобрал, что Планк а той работе, которая Вам не понравилась, в конце ввел понятие "энтропия электричества". Но он его не использовал в основе своего представления о термоэлектрических явлениях. Бог его знает, почему?!"*.
* (Все приводимые в этой книге цитаты - подлинные. Строго соответствует подлинным документам также большинство содержащихся в ней эпизодов, диалогов, размышлений героев. Исключение составляет лишь незначительная часть включенных в повествование эпизодов или их деталей, о которых не сохранилось документальных свидетельств (либо же они не известны автору), но которые нетрудно представить в общих чертах, исходя из логики поведения героев.)
(Критика знаменитого уже тогда Макса Планка! 1907 год.)
"Сегодня утром, когда я проснулся, у меня возникла смешная идея. (Вы знаете высказывание Лихтенберга: "Некоторые вещи нам очень нравятся, когда мы думаем о них лежа, и становятся нам полностью чуждыми, стоит нам только встать!") Так что прилягте немножко в случае надобности на диван для того, чтобы насладиться прелестью следующих ниже замечаний!
Сын мой, дело обстоит так. Закон энтропии, возможно, не справедлив для описания организованной материи. У меня вдруг возникло желание доказать это на примере с помощью расчета!.."
(Счастливая пора научной молодости, когда не зазорно выдвигать любые "сумасшедшие" идеи, лишь бы они нравились самому! И какова, обратите внимание, скромность - называть прелестными собственные соображения.)
"Некая тривиальность: вся наука есть не что иное, как по возможности максимально доступная обозрению коллекция таких "сравнений", эмпирическая перепроверка которых даст различную, отличающуюся от нуля сходимость..."
(Давать всему и вся собственное экстравагантное толкование и при этом называть экстравагантность тривиальностью!)
"У меня возникло такое неописуемое отвращение ко всей этой галиматье, что ничего больше об этом не могу говорить..."
("Галиматья" - это эренфестовский вариант общей теории относительности, не вполне удачный, но показывающий, что уже в 1909 году Эренфест, независимо от Эйнштейна, пришел к некоторым тем же идеям, что и его будущий близкий друг.)
"К сожалению, я так ужасно туп, что совершенно не в состоянии все это додумать".
(Чувствуя в себе неизбывную силу, приятно иногда пококетничать мнимой слабостью: все равно ведь никто из знающих тебя не воспримет эти сетования всерьез.)
Это письма, написанные в 1907-1910 годах. А вот другие:
"Я не могу уже больше следить за теоретической физикой. Не то чтобы я ничего не знал о новых публикациях - просто я ничего такого и знать не хочу... Я крайне подавлен, и будущее предстает передо мной серым, как тюремная стена".
"...Я, к сожалению, стал совершенно бесполезной развалиной, с постоянно затуманенной головой и отсюда с полным отвращением к работе и необходимости размышлять".
"К сожалению, физика мне стала совершенно безразличной".
"Мне думается, что я нахожусь на последнем этапе очень тяжелого душевного кризиса".
Это начало тридцатых годов. Расстояние - четверть века. Что же случилось в этом промежутке?